Пуля пробивает лоб Городецкого. Услышав выстрелы, подпрапорщик Задремайло командует пулеметчику Глушкову открыть огонь. Стрелок бежит от дома прямо к баньке, где в окне сверкает что-то железное, ужасное, Писарь выбегает в сенцы и, присев у порога, тихо начинает открывать дверь. Рядовой Зыков не видит в темноте, что дверь медленно приоткрывается, но скрип слышит чуткая жаба, ее переполняет испуг, и она оглушительно квакает. Жабий бульк, усиленный гулким жерлом бочки, вылетает в ночь, как пушечное ядро. Зыков спускает курок, почти не целясь, в неясную тень на крыльце. Пока деревенский пастух, а ныне пулеметчик вспомогательной роты 36-го пехотного полка Глушков не может заставить себя открыть пулеметный огонь из "Гочкиса" по скачущей от дома лошади, Чертков, захватив своей страшной левой рукой именной браунинг, посылает пулю в грудь штабс-капитана ("Алексашке, другу юности"...). Черное пламя затопляет глаза Алексея Петровича, и он валится на пол. Убитый наповал, Писарь рушится с крыльца головой вниз. Темная земля в куриных перьях приближается к его мертвым глазам. Он рушится в бурьян, в птичий помет. Петух наконец-то начинает орать на насесте, и над ночной округой дыбом встает птичий вопль. Дыренков сбрасывает с двери медный крючок, - до колодца два прыжка, За ним Фельдман, Чертков и последним - Колегов. "Товарищи... - Колегов страшен, - здесь выход к реке..." Первым начинает спускаться в сруб, держась за мокрые скобы в стене, Дыренков. "Я прикрою!" Колегов тянется к браунингу в левой руке Черткова. Чертков кричит: "Нет!"
И здесь оживает "Гочкис", извергая на дом смертоносный ливень. Под градом свинца лопаются стекла. Смерть вслепую шарит в горящей комнате. А вокруг вопит, орет и хохочет ошалевшая стихия. Она трубит по-петушиному, квакает в пустой бочке, корчится на полу от смеха горящей керосиновой лужей.
Колегов захлопывает над собой деревянную крышку колодца и начинает спускаться по скобам вниз, туда, куда звонкими шлепками падают капли. Внизу, у самой воды, кромешная темнота разрывается слабым желтым свечением. Чьи-то руки ловят его и увлекают в боковой ход. Это Дыренков. Сдернув с крючка фонарь (это его тусклый свет), Дыренков, согнувшись, бежит в темноту. Потайной монастырский лаз облицован камнем, и каждый шаг отдается в голове гулким эхом преисподней. Сердце Колегова обливается кровью от стыда, что сам вдруг несправедливо уцелел...
Стоя в густой траве над речным обрывом, Стрелок тяжело дышит сырыми боками. Он ежится от теплой струйки крови вдоль шеи.
