Пока она варится, бригадир оленеводов Ненянг приглашает нас на представление и сам начинает изображать Тыника — большого тундрового гуся. Расставив руки-крылья, он делает круг почета над озером и, неуклюже ковыляя, садится на сухой берег. Потом испускает призывный клич. В ответ несется: «Лык-лык-лылык». Это женщина-пастушка, изображая гусыню, мягко «приземляется» рядом с Ненянгом. Оба исполняют ритуальный танец весны. Ненянг предлагает кому-либо из нас принять участие в представлении. Павел соглашается. Но в голубой штормовке, спортивной шапочке он так не похож на гуся: пастухи заливаются хохотом, и смущенный Паша с обидой садится возле костра... Потом оленеводы по очереди поют. Мы узнаем, что у ненцев и хантов каждый человек должен сложить свою песню жизни. Когда рождается ребенок, мать или отец дарят ему песню напутствия, пожелания. Станет ребенок взрослым — сам будет сочинять.
Расставались с оленеводами, обогревшими, обласкавшими нас, тепло и неохотно. Они посоветовали нам взять южнее, выйти к заброшенной железнодорожной насыпи, а там километров через четыреста, говорили они, доберетесь и до Красноселькупа.
И снова мы остаемся одни. Садимся на велосипеды и уходим в безмолвие тундры... Не едут колеса, тонут во мхе. Спешиваемся, продолжаем путь, ведя в поводу наши «вездеходы», и натыкаемся на болото.
— Пойду на разведку,— говорю ребятам.
Прыгаю на одну кочку, другую. Держат. Попадаю на небольшой упругий островок. Но что это? Он шевелится под ногами, начинает приподниматься, увеличивается в размерах. Кажется, что наступил на какое-то живое существо и оно, обеспокоенное моими ногами, выползает из болота. Спина чудовища поднялась уже на метр. В растерянности не знаю, куда прыгать.
Паша вопит: «Федя, быстрей назад!» Туша «зверя» медленно поднимаясь все выше и выше, начинает валиться набок. Изо всех сил отпрыгиваю назад и, проваливаясь в болото, ползу к ребятам. Сережа Вилков щелкает фотоаппаратом. Выплывающее из воды существо — серое, шерсть похожа на свалявшийся мох, со спины потоками стекает вода. Вот открывается белое брюхо исполина, и он со страшным гулом переворачивается и плюхается обратно в воду.
— Что-то тут не то,— говорю я парням, вытягивая шею и разглядывая лежащее кверху животом чудовище. Оно неподвижно, мертво. Блестит на солнце.
Обвязываюсь веревкой. Прошу друзей в случае опасности тянуть меня назад. Приближаюсь... Обыкновенная льдина! Она настолько подтаяла, что оказалось, достаточно чуть тронуть ее, чтобы она перевернулась и вновь залегла в болото.
