Я направлялся в район Рамлет-Бейда в гости к старому ливанскому другу Фахреддину Дакрубу, инженеру по освоению горных земель. Времени в запасе было много, и, чтобы как-то скоротать его, я решил пройтись по близлежащим улицам.
Было холодно. Но я утешал себя тем, что нет дождя — этого настоящего бедствия для жителей Бейрута. Зимние ливни, обрушивающиеся на ливанскую столицу, превращают разбитые улицы и дороги в реки. Потоки воды заливают уцелевшие трансформаторные будки, подмывают опоры высоковольтных линий, и перебои в подаче электроэнергии длятся сутками. В холодильниках портятся продукты, а сами ливанцы (христиане и мусульмане) дрожат от холода в своих жилищах, в стенах которых застряли пули и осколки.
Единственное освещение — свечи или лампочки, питаемые аккумуляторами и переносными бензиновыми генераторами. А основное средство информации — работающие от батареек радиоприемники, так как из-за отсутствия электричества телевизоры, конечно, не работают.
Но вот что удивительно: во время ливневых дождей в кранах не бывает ни капли воды. Правда, многие бейрутцы, кому позволяют средства, используют для хозяйственных нужд... минеральную воду. Ну а большинство часами простаивает у общественных колонок, чтобы наполнить пластиковую канистру.
На перекрестке улицы Мар-Ильяс и бульвара Мазраа меня остановил патруль — одетые в пятнистые комбинезоны солдаты из контингента сирийских войск, которые вошли в Ливан в феврале 1987 года для наведения порядка. Увы, за два года их пребывания обстановка в стране так и не улучшилась.
— Инта мин? (Вы кто? (араб.)) — последовал вопрос.
— Сафари совьети (Советский журналист (араб.)),— ответил я и предъявил документы.
Солдаты заулыбались. Один из них пожал мне руку, другой похлопал по спине, повторив несколько раз слово «рафик», что в переводе с арабского означает «товарищ». Однако, следуя инструкции, тщательно проверили содержимое моей сумки.
Я не спеша шел дальше и думал о том, что, несмотря на относительное затишье (в этот мой приезд вооруженных столкновений не было), бейрутская драма продолжается.
Вот и район Рамлет-Бейда. Найдя нужный дом и увидев во многих окнах свет, я обрадовался: есть электричество, значит, работает лифт и мне не придется подниматься пешком на восьмой этаж.
Дверь открыл глава семьи, из-за его спины на меня смотрели две пары любопытных черных глаз — сыновей Дакруба.
Обменявшись крепким рукопожатием и традиционными арабскими приветствиями, через крошечную прихожую прошли в единственную комнату метров двадцати с большим, почти во всю стену, окном. Свисавшая с потолка до пола прозрачная штора, посеченная осколками, делила комнату на две половины. Одна часть, где стояла широкая тахта и трюмо, была спальней, другая — с диваном, журнальным столиком и тремя креслами — служила гостиной, здесь же спали дети.
