Горы привлекательны всегда, но здесь, на Чуйском тракте, в ста километрах от областного центра, они просто поражают разнообразием. То фантастические развалы скал и отрогов, складывающиеся в некое подобие вершин, то разноцветные плащи лесов, кудрявая накидка кустарников в окружении сладких медоносов, низкорослой вероники и альпийского мака, то близкие миражи лысых гор, будто обведенные синькой,— и тут же рядом лоскутки огородов, фруктовые сады и пасеки, кавалькады лошадей на туристских маршрутах.
Мы проехали седловину между двумя горбами, спустились вниз, и нам под колеса с бешеным ревом выплеснулась Катунь. По-алтайски «катын» — хозяйка, хлопотунья, кормилица-поилица. Так сказал мне Володя Торбоков, корреспондент областного радио, который вез меня в свое родное село Ширгайта.
С рекой связана вся жизнь края. К ней спускаются отары овец и табуны лошадей, вокруг нее, тесня друг друга, группируются леса и селения, перед ней расступаются скалы, она ведет счет своим ручьям и речушкам, выводя к водоразделу разветвленную сеть пастушьих и охотничьих троп и гудящих асфальтовых дорог. Завораживая молочной просинью струй, Катунь бьется в свои пороги и перекаты, ходит кругами, вскипает волнами, воронками, мельтешит мгновенными вспышками, высверками; вот, казалось бы, она успокоилась, разгладилась, найдя широкое, распластанное русло, но впереди встают новые скалы, и молочные воды снова кидаются очертя голову, набрасываясь на валуны и отвесные береговые стенки, с грохотом таща по дну обкатанные голыши.
И на этой-то реке, поилице-кормилице, задумали строить каскад ГЭС. Яростная борьба разгорелась вокруг проекта; единственное, что удалось общественности — это добиться решения строить не каскад ГЭС, а лишь одну станцию с контррегулятором. Позицию противников строительства обобщенно выразил писатель Валентин Распутин: «Там, где ставятся плотины и взбухают водохранилища, река перестает быть рекой и превращается в обезображенную и вымученную тягловую силу... Грех великий превращать Горный Алтай в обычный промышленный район, его служба и дружба в другом — сохранить свою чистоту и красоту, которые уже завтра будут стоить денег, а послезавтра— самой жизни»... Но дело не только в «чистоте и красоте» — под угрозой находится будущее алтайцев. Плотины, водохранилища и предприятия неизбежно потеснят отсюда истинных хозяев горной страны, животноводов и пахарей, охотников, пастухов и пасечников. Сократятся пастбища и посевы, а вместе с ними — табуны и овечьи отары. На грани исчезновения окажется охота и ореховый промысел, которыми издавна занимались кумандинцы, челканцы и тубалары. И кто знает, не отразятся ли эти перемены на укладе жизни, здоровье, наконец, на характере самих алтайцев? Не говоря уже о судьбе культурных и исторических памятников... Сейчас это все эмоции. Но есть факты: в Ямало-Ненецком автономном округе, например, буровики и строители уничтожили шесть миллионов гектаров оленьих пастбищ, и очень многие из коренных жителей остались без работы...
