— Не успел я снять полушубок и вытереть с мокрых валенок грязь, как в дверях появился в полной генеральской форме военный. С трудом узнал в нем испанского Пабло. Прямо в передней мы бросились в объятия друг другу. Троекратно расцеловались. И тут к горлу у меня что-то подступило, сдавило, как клещами,— ни откашляться, ни проглотить. По моему лицу потекли слезы.
— Ну что ты, Семен! Успокойся, друг, не нужно! — говорит Батов, а я никак не могу взять себя в руки. Внутри словно что-то порвалось.
Павел Иванович обнял за плечи, провел в гостиную, усадил на диван. Еще и еще раз посмотрел в мое лицо, на седину, покачал головой и с грустью говорит:
— Да, не пожалела тебя жизнь... Рассказывай обо всем без утайки...
О многом переговорили боевые друзья за месяц, что гостил Семен Яковлевич в Риге. Узнав о его судьбе, Батов как депутат Верховного Совета СССР обещал помочь восстановить справедливость.
Вот тогда и появилась возможность встретиться в Клишковцах с Семеном Яковлевичем, о котором затем я написал очерк «На семи холмах». Гранки очерка я передал генералу армии П.И. Батову, который вернул их с таким отзывом:
«Я с большим удовольствием прочел гранки «На семи холмах»... о человеческой судьбе замечательного бойца-интернационалиста Семена Яковлевича Побережника... Я до конца дней буду гордиться, что моя скромная помощь сыграла какую-то роль в судьбе этого воина-разведчика».
Но очерк тогда так и не был опубликован. У «компетентных органов» было особое мнение: «Опубликование очерка «На семи холмах» считаем нежелательным».
Потом я еще дважды обращался туда, но в разрешении на публикацию каждый раз получал отказ. И только двадцать лет спустя, когда стало возможно рассказать о «заключительных главах» жизненной эпопеи разведчика Семена Побережника, появилась на свет эта рукопись.
Минул год. Побережник уже начал свыкаться с мыслью, что так и не удастся добиться реабилитации, поскольку его заявления оставались без всякого ответа. Но однажды Семена Яковлевича вызвали к начальнику милиции в райцентр Хотин.
— Я терялся в догадках: зачем? Никаких правонарушений вроде бы не допускал... Захожу в кабинет начальника, и тот с порога огорошил меня вопросом: «Читать, писать умеете?»
— Да,— отвечаю, а сам прикидываю, зачем это ему: может быть, какую-нибудь недозволенную агитацию хотят пришить?
— А по-русски?
— Тоже.
— Давайте паспорт.
Подаю. Он раскрыл его, берет ручку и крест-накрест перечеркивает разворот с фотографией. Все, думаю, началось, но виду не показываю, что на душе кошки скребут. Тут уж начальник милиции не выдержал:
