— Жена обрадуется,— сказал я, пощупав и рассмотрев отрезы.
— Это для сестры,— отвечал доктор с сильным тамильским акцентом,— я еще холостой.— И, подмигнув, добавил: — Молод еще.
— Сколько же вам лет, доктор? — поинтересовался я.
— Всего двадцать шесть. Есть еще время.
Доктор Рао, шедший со мной, пояснил:
— Он не шутит. Индусы из хорошей семьи, да еще и доктора или адвокаты женятся лет в тридцать—тридцать пять. Надо встать на ноги, а для этого иметь свою практику. Это в один год не делается.
— А невеста будет ждать? — спросил я.
— Она еще не знает, что она — будущая миссис Кришнамурти. Она, наверное, только-только в школу пошла.
Легкая тень пробежала по лицу доктора Рао.
— Вы помните мою дочь?
Со своей дочерью — красивой молодой дамой, ученым-биологом, он познакомил меня в столице Кералы Тривандраме.
— Она не замужем. Ей уже двадцать семь. Она очень интеллигентна. А быть индийской женой трудно, очень трудно. Особенно интеллигентной женщине,— доктор Рао вздохнул.— Зато у старшей уже пятеро детей. Я вам внуков показывал?
И доктор Рао полез за бумажником.
Правати и ее свекровь
Правати, наша переводчица, родом была из Кералы, из самого Тривандрама. Она кончила Университет имени Лумумбы, говорила по-русски как московская студентка и носила джинсы. Но в первом же керальском городе, куда мы попали — это был портовый город Кочин, сменила наряд на скромное сари. И все время в родном штате не изменяла традиционному наряду.
С ней было очень легко общаться, все-таки чувствовалась москвичка и даже патриотка Москвы. (Вообще отмечено, что нет больших патриотов, чем иногородние учащиеся крупных университетских городов).
Уже под самый конец пути мы договорились с ней пройтись по Мадрасу (это был конечный пункт), поговорить, посмотреть, не суетясь, обыденные достопримечательности вроде почты, вокзала и театра. Так и сделали.
Утомленные прогулкой по жаркому городу, мы зашли в первый же тенистый двор, окружавший внушительное здание в колониально-викторианском стиле (это и была почта), и присели, не прекращая разговора, на лавочку. Правати все еще не имела постоянной работы, и этот вопрос, естественно, ее волновал. Полгода назад она заполнила необходимые и бесчисленные бумаги и теперь ждала вызова в Тривандрамский университет на собеседование. Черепашьи темпы оформления сильно ее раздражали, хотя у нас она могла бы к подобному и привыкнуть. Об этом я ей и сказал. — Ну что вы,— возразила Правати,— я здесь от многого отвыкла. Не знаю, как буду привыкать. В Травандраме — только освободилась, побежала к родителям мужа — у них мой сын, ему год уже. У них очень строгая семья. Бабушка мужа, мать его отца, никогда в его доме не ест. Потому что он — намбудири-брахман, а его жена, моя свекровь,— менон, это чуть-чуть ниже. А у свекрови новая служанка. Такая милая девочка лет четырнадцати. Все делает, только готовить ей не дают — она низкокастовая. Симпатичная, услужливая. Свекровь ею очень довольна. И вдруг свекровь мне говорит: «Смотри, какая порядочная, а ведь такая черная». Я даже сразу не поняла. А сама-то совсем как я.
