— Существует традиция, — говорит отец Лаврентий, — на зеленых лужайках в январе пасти несколько дней барашка, шерсть которого потом идет на паллиум — накидку для папы.
Чем ниже мы спускаемся, тем больше воздух насыщается ароматом бугенвиллей и запахами незнакомых цветов, за которыми ухаживают десятки садовников.
За поворотом перед нами открывается Грот Большого орла, увенчанный фигурой этой хищной птицы с приоткрытым клювом. Возможно, это изображение орла Римской империи. В двухэтажном гроте вода стекает по обросшим патиной и мохом скульптурам. На нас смотрит женская головка, по распущенным волосам которой сбегают струи воды — она совсем как живая.
А перед входом в мрачный туннель провожает статуя одного из двухсот с лишним пап с поднятой рукой. Статуя предостерегает, намекая на мрачные тайны, которые скрывает солнечный и зеленый ватиканский сад, много чего повидавший за столетия существования папской резиденции...
Толпы верующих в радостном возбуждении проходят сквозь строй швейцарцев, и мы наконец решаемся оставить сумку с консервами на попечение Леши Дмитриева (он потом долго обижался на нас за такой нехристианский поступок). Дородный мужчина в черном смокинге и с бронзовым знаком на двойной цепочке, переливающейся золотом на пластроновой манишке, — один из ватиканских служащих — берет нас под свое покровительство и ведет по проходу в зале прямо к сцене. Мы несколько смущаемся — загорелые, обросшие, в мятой, просоленной во время плавания одежонке — под сотнями глаз, но двигаемся с чувством собственного достоинства вслед за отцом Августином, одетым в рясу, — «советские пилигримы». Мы уже вроде усаживаемся на почетные места, на сцене, как нас снова поднимают и ведут в зал. Все же наш неказистый вид не устроил главного распорядителя. Успокаиваемся где-то в ряду тридцатом и оглядываемся. Лампы дневного света под потолком, в стенах овальные витражи. Огромный зал-амфитеатр тысяч на шесть что-то скандирует, поет, машет флажками. Единственное, что можно разобрать, — это выкрики: «Папа! Папа!»
Справа на сцену выходят кардиналы — вторые после папы лица в иерархии католической церкви — в черных сутанах, подпоясанных длинными, свисающими сбоку алыми поясами, и в шапочках такого же яркого цвета. Эти шапочки — знак кардинальского достоинства, символизирующие готовность кардинала пролить свою кровь в защиту церкви.
С двух сторон в зал входят швейцарские гвардейцы в боевых блестящих доспехах с алебардами и плюмажами на сверкающих шлемах. Значит, вот-вот выйдет сам папа...
