— В хороводе, как говорили еще наши деды, нет ни богатых, ни бедных, ни старых, ни молодых, ни министра, ни чабана — все равны. И всякий может сомкнуть свои руки с кем хочет...
В хороводе, продолжал чабан, происходят смотрины парней и девушек, их знакомство, первые разговоры, шутки, заигрывания. Выбор суженого и суженой. Не зря же ведущий хоровод начинает с частушки: «Руки белые сомкните, в очи черные глядите!» Тут девушка, нисколько не унижая своего достоинства, может показать свою благосклонность приглянувшемуся ей парню. Раньше у девчат была припевка: «Как послала меня мать — в хороводе танцевать — в хороводе танцевать — себе парня подобрать...»
Вел хоровод, диктуя быстрый ритм, шафер жениха. За ним шли невеста и жених. Свирель, гармонь, волынка, скрипка и тамбур пели о счастье. Молодые — и он, и она — были статны, красивы, смуглы, чернявы, кареглазы. Замечено, что супруги, прожившие долгую ладную совместную жизнь, становятся на закате своих дней похожими друг на друга. А эти уже казались братом и сестрой. В народе говорят, что такая схожесть — примета счастливой семейной жизни. Дай-то им Бог!
...Наверное, с генами закладываются в сознании человека идеалы мужской и Женской красоты. Очевидно, носителями ее для сына являются мать и сестра, для дочери — отец и брат. Прежде всего и чаще всего... Сердце парня-динарца обычно волнует девушка своего, как говорится, племени, динарского облика. Парень, как и девушка динарских территорий — Черной Горы, Далмации, Сербии, — «умирают по черным глазам», пользуясь песенной метафорой.
Девушка в песнях мечтает о том времени, когда она выйдет замуж и родит «черноглазого и черноволосого сына». Черноглазый сын, черноокая дочь — вот динарский (югославянский) идеал. «За двух голубоглазых гроша бы не дала, за молодого черноокого и тысячи дукатов не пожалела бы!» — поется в девичьей песне. А вот песенный портрет красавицы: «Красива — красивее быть не может, высока и стройна, брови — две пиявки, очи — две ягоды терновника, коса — крыло вороново».
Вспоминаю разговор с такой вот красавицей, дочерью моего белградского коллеги-журналиста и друга. Супруга его угощала нас кофе, когда она вернулась с Ташмайданского стадиона, где проходили международные состязания по плаванию. Один наш пловец установил новый рекорд. Девушка то ли не расслышала, то ли забыла его фамилию.
— А каков он из себя? — спросил я.
— Высокого роста, плечист, атлетического телосложения, лицо правильное, нос греческий, — скульптурно «лепила» она советского чемпиона.
