Зайцев прочел мне эту цитату наизусть. И объяснил, почему она врезалась ему в память:
— Я решил стать этим «идеально воспринимающим...». У меня появилась цель в жизни. И сотни вопросов... Почему, например, наряду с московским барокко есть тотемское, но нет ни вологодского, ни великоустюгского? Удивительно, да? Откуда в провинциальном городе столичные замашки? Что заставило тотьмичей не довольствоваться обыкновенными церквами, а создать свой стиль? Удивительна для сухопутной Тотьмы и масштабная фигура мореплавателя Ивана Кускова... Загадочным казался и герб города Тотьмы — черная лисица в золотом поле, утвержденный в 1780 году «в знак того, что жители в ловле тех зверей упражняются». Но у нас не водились ни черные, ни черно-бурые лисицы... Короче, я осознал — чтобы ответить на все вопросы и понять, что зашифровано в тотемских картушах, надо для начала выяснить, какова эпоха, оставившая эти храмы.
«Таких городов тыщ-щ-и!»
Прозрение состоялось. Теперь Станислав со стыдом вспоминал, как однажды — это было еще в начале 60-х годов — смотрел, как в фундамент строящейся городской бани клали могильные плиты, привезенные из Спасо-Суморинского монастыря, и испытывал чувство гордости: до чего же рационально распорядились строители «ненужным хламом»... Он видел теперь каждый памятник, слышал отчетливое SOS и не мог оставаться спокойным, сосредоточенным только на изучении книг и архивов.
— Смотрите, — сказал Станислав, протягивая мне в конце беседы пухлые папки с письмами, постановлениями, решениями и прочими документами, — вот на что ушло 20 лет жизни!
— А результат?
— Сейчас увидите. Я покажу вам Тотьму...
В сумерках наступающей белой ночи густеет зелень берез и лип, а паруса церквей словно впитывают и не отдают свет уходящего солнца... Поскрипывают под быстрыми шагами Станислава деревянные мостовые. По обе стороны прямых улиц стоят купеческие особняки, избы с замысловатыми наличниками и дымниками, простенькие дома из бруса и трехэтажные из силикатного кирпича — «серые», как называют их здесь. Они и впрямь «серые» — не только по цвету, но и потому, что привносят в живое тепло улицы что-то бездушное, нездешнее...
Станислав останавливается у каждого приметного дома, каждой церкви и каждого «провала» в линии улицы: избы снесены, готовят площадку под «серый» дом; достает из папки фотографии (в 1978 году в архивах он нашел негативы старой Тотьмы) — и говорит, говорит, говорит...
