Первым подходит хозяин участка, на котором мы расположились. Его зовут Иса Ахмед Абдалла, на вид ему лет 60-65. Он родился и всю жизнь прожил здесь, в Дирьхо. Основное занятие — разведение коз и овец. Ему принадлежит и небольшая пальмовая роща в соседнем ущелье, и несколько полей-террас на склонах.
Пока я специальными циркулями провожу антропологические измерения, определяя и записывая в бланки около двух десятков измерительных и трех десятков описательных признаков, Профессор подробно расспрашивает Ису Ахмеда о семье, родственниках, далеких и близких предках, о том, сколько у него коз, пальм, земли... Все эти сведения Профессор заносит в блокнот, в самых интересных местах рассказа включая магнитофон. В общем, задаются десятки вопросов, ответы на которые через сложную систему этнографического, лингвистического и исторического анализа помогут составить более полную картину жизни и быта бедуинов Сокотры.
Затем Фадль взвешивает Ису Ахмеда, измеряет его рост и температуру тела, снимает дерматоглифические отпечатки кистей рук. Мухаммед берет кровь из пальца, смешивает ее на стеклах с сыворотками для определения группы и резус-фактора, показывает мне результат реакции, который я также записываю.
Все это множество цифр и показателей, мало что говорящих, если рассматривать их в отдельности, при статистической обработке и анализе на уровне больших групп, позволяет проследить генетические корни исследуемой популяции, а при сравнении с показателями иных расовых групп выявить ее связи с другими народами, иногда весьма отдаленными.
С помощью специальных пластин из воска, чуть размягченных нагреванием над спиртовкой, снимаю слепки зубов — их форма и расположение также несут в себе информацию о предшествующих поколениях.
Закончив антропометрическое исследование, перехожу к медицинскому. Иса Ахмед ни на что не жалуется. Правда, давление крови оказывается немного повышенным, но вполне соответствует его возрасту.
Наступает заключительный этап. Напряженно-пренебрежительное выражение лица, которое Иса Ахмед сохранял во время обследования, сменилось выражением крайнего беспокойства: Профессор спросил позволения сфотографировать его. Для меня не новость, что бедуины панически боятся фотоаппарата, хотя большинство из них знает о нем лишь понаслышке. Насколько я понял, они боятся «дурного глаза». Варварство? Дикость? На первый взгляд, может быть. Но вспомнив, сколько людей у нас в стране верит в возможность лечения по фотографии или с помощью магических жестов по телевидению, я не стал судить бедуинов.
