– Нет уж. Буду давить, – смеется Ключарев. – У меня, может, тоже кровью исходит, когда хвалят тебя.
– Выпьем?
– Ага… Смотри, винцо-то какое приволокли. Кто это от щедрот выделил? Небось муж Наташи. Ишь, гурман!..
Придут, разумеется, Логиновы. Они не пропускают у Наташи ни вечера – занятная пара. Симбиоз мечтателя мужа и ловкачки жены. Муж, трудяга и мечтатель, утоп в мистике, что-то вроде Ивана Серафимовича. А жена реалистка – дальше некуда. В ее глазах беспрестанно что-то мелькает, будто бы цифры, будто бы рубли.
К этой минуте Ключаревы (они идут к Наташе) как раз переходят дорогу – машины мчат одна за другой. Вечер тепел и благодатен. Истинно лето… А перехода пока нет. Красный глаз. И в ожидании Майя вдруг спохватывается:
– Знаешь, получается, что я Наташе ничего не подарю.
Молчаливый выразительный жест Ключарева (он потряхивает портфелем с покупками) не успокаивает Майю. Она говорит:
– Это ведь ты купил… А нужно было бы нечто. От меня лично.
– А Эдгар По?
– Наташа не поверит, что я купила.
– Ну почему же? – И Ключарев рассказывает ей тайну переплаченного рубля, нехитрую технологию книжного прилавка.
Майя смеется:
– Никто не поверит, что я сумела это проделать! – Она задумывается и быстро находит женский ход. – Скажем, что купил ты… Но, дескать, целых два дня я заставляла и гнала тебя из дома, чтоб ты это сделал.
– Давай скажем, что гнала неделю.
– Нет-нет. Ты или шутишь, или просто не чувствуешь правдоподобия. Именно два дня. Ты запомнил?
Ее шаг становится упругим, она частит и чуть забегает вперед Ключарева. Она замолкает, опять уносясь в какую-то облачную высь, где она мысленно общается сейчас с Наташей.
А еще Ключарев думает о том, как бы кто-нибудь тоже не купил Эдгара По. Но маловероятно. Разве что Логинов, разговор-то был, а у Логиновой память кассы. А как она бранила своего мужа за мягкость, за «комплекс неполноценности». Володик Зарубин возьми и ляпни:
– Неполнотельности?
Худощавая Логинова вспыхнула – что и говорить, неловкий выпад, у Володика оно само ляпнулось. И все примолкли. Ясно было, что словцо хлесткое, а еще яснее, что оно запоминающееся, притом надолго, – и все примолкли и как бы глядели на них с укором: «Как же ты так, Володик, можешь?.. О своих ведь. О наших. Так, брат, нельзя, нельзя».
Усольцевы. Вот кто тоже придут. Усольцев – известный антрополог. Но рта не раскроет, молчун. И очень переживает за Ключарева, когда тот спорит с «атакующим» Володиком. Усольцев не всегда понимает, что это лишь спор, словесная, в сущности, игра, – сидит он весь красный, чуть ли не оскорбленный, если Ключареву не далась контратака.
