Па никогда ничего не говорит. Он насмешливо смотрит в небо, чистое безоблачное небо. Потом он собирает камни, хворост или что он там обычно кладет на землю, и убирает все это до завтра.
Сегодня он запихавает обратно свою шляпу. Задирает голову вверх и некоторое время изучает небо.
— Попробую-ка я круг, — говорит он. — Да, я думаю, круг будет отличной штукой.
Лью говорил тоже самое спустя некоторое время. Па становиться хуже. С каждым засушливым днем, Па становится всё хуже, он кажется... думаю, исчезает, подходит лучше всего для описания этого.
Когда-то мы могли ловить рыбу из озера, или добывать зверьё, расставляя ловушки. Что до остального, мы что-то сажали, чем-то промышляли, так или эдак, но у нас всё было нормально. Но за последний год, всё что мы ни делали, как бы сильно мы не старались, этого было недостаточно. Без дожя. Мы наблюдали за тем, как земля помирала, день ото дня.
И тоже творилось с Па. День за днем, всё что в нем было самое лучшее - отмирало. Имейте в виду, он не был в порядке в течение долгова времени. С тех пор, как Ма померла. Но Лью сказал правду. С ним происходила та же ерунда, что с землей. Па становилось всё хуже и его глаза всё чаще глядели в небо, а не на то, что происходило перед ним.
Не думаю, что он даже замечал нас. Ну, на самом деле.
Эмми одичала за эти дни, волосы грязные и насморк. Если бы не Лью, не думаю, что она бы ваще мылась.
Еще до рождения Эмми, когда Ма была всё еще жива и все были счасливы, Па был другим. Ма всегда могла его расмешить. Он гонялся за мной и Лью или перекидывал нас над своей головой, пока мы не верещали, требуя от него, прекратить. И он предупреждал нас о греховности мира за Серебряным озером. Тогда, я не думала, что там могбы кто-нибудь жить, кто был выше или сильнее, или умнее, чем наш Па.
Я искоса посматриваю на него, пока мы с Лью ремонтируем крышу нашей лачуги. Стены достаточно прочны, будучи сделаными из шин, нагромажденых друг на друга. Но они не защищали от суховеев, которые дули с озера, проникая во все щели, и сдернули целый кусок кровли с крыши одним махом. Нам всегда приходица чинить эту чертову штуку.
Так что после прошлой ночи и очередного сухавея, мы с Лью поплелись к свалке, как только забрезжил рассвет. Мы стали рытьца в той части, где никогда не копались прежде и будь мы прокляты, если нам не удалось разжиться барахлишком Мородера. Отличным листом метала, не слишком ржавым, и горшком для готовки, у которого даже были ручки.
