Я почувствовала себя покинутой, непризнанной, презираемой. Моя репутация стала уже жертвой самой странной, самой отвратительной клеветы. Некоторые женщины, предававшиеся разнузданнейшему разврату, притворялись, что считают знакомство со мной опасным для себя.
В это время из провинции приехал мужчина, не блиставший ни талантом, ни умом, без каких‑либо выдающихся или соблазнительных достоинств, но одаренный большой искренностью и чистосердечием — явление весьма редкое в том обществе, в котором я вращалась. Я подумала, что пора наконец сделать «выбор», как говорили мои приятельницы. Выйти замуж я нэ могла: будучи матерью и не веря в мужскую доброту вообще, я не считала себя вправе сделать это. Итак, чтобы быть на уровне того общества, в котором я оказалась, я должна была завести любовника. Я решила в пользу этого провинциала, имя которого и положение в свете обеспечивали мне прекрасное покровительство. Это был виконт де Ларрье.
Он любил меня со всей искренностью своей души! Но имел ли он ее, эту душу? Это был один из тех холодных, положительных мужчин, которые даже не умеют проявлять в пороке изящество, а во лжи — остроумие. Он любил меня на свой лад, как и муж любил меня иногда. Его возбуждала только моя красота, а сердца моего он и не пытался узнать. Но у него это происходило не от презрения, а от вялости. Если б он встретил во мне пылкую любовь, он не знал бы, как на нее ответить.
Кажется, не существовало мужчины более земного, чем бедняга Ларрье. Он ел с наслаждением, засыпал на всех креслах, а остальное время нюхал табак. Таким образом, он всегда был занят только тем, что удовлетворял свои физические потребности; я не думаю, чтобы за целый день ему приходила в голову хоть одна мысль.
До нашей связи я питала к нему дружеские чувства, так как, не находя в нем ничего возвышенного, по крайней мере, я не видела также и ничего плохого; и в этом состояло единствекног его превосходство над всем моим окружением. Слушая его любезности, я льстила себя надеждой, что он примирит меня с чг- ловеческой натурой, и вверилась его прямодушию. Но едза я дала ему над собою те права, которых слабые женщины никогда уже не отнимают, как он стал преследовать меня невыносимой назойливостью и свел всю свою привязанность ко мне к единственному проявлению чувств, которое мог оценить.
Вы видите, мой друг, что я от Харибды попала к Сцилле. Этот человек, которого из‑за его склонности хорошо поесть и поспать я считала таким холодным, не был способен даже на ту крепкую дружбу, которую я надеялась в нем обрести. Он, смеясь, говорил, что не может питать дружеские чувства к прекрасной женщине. А если б вы знали, что он называл любовью…
