«Мне не пришлось его встретить вместе с Алешей, — напишет Евгения Соломоновна в воспоминаниях. — И он разлучил нас навсегда».
Седьмого февраля 1937 года Евгению Гинзбург решением бюро Молотовского райкома исключили из ВКП(б).
Как и многие, они с мужем ждали ареста. Не зная, кого возьмут первым.
Ночи пугали. Пугали автомобили, проезжавшие под окном. Звук каждого из них слушали, холодея. Казалось, он замедляет ход у их подъезда. Надежда уступала место дикому ужасу, сжимавшему горло.
Но случилось это не ночью, а белым днем.
Евгения, Павел, Алексей были в столовой. Майя — на катке. Вася — в детской. Телефонный звонок. Павел взял трубку, побледнел и спокойно сказал:
— Тебя, Женюша… Веверс… НКВД…
Да. Веверс. Начальник секретно-политического отдела, любезный, деловой.
— …Товарищ… как у вас сегодня со временем?
— Я теперь всегда свободна. А что?
— О-о-о! Всегда свободна! Уже упали духом?.. Все это преходяще. Так вы, значит, могли бы сегодня со мной встретиться? Нам нужны кое-какие сведения об этом Эльвове. Ох, и подвел же он вас!..
— Когда прийти?
— Да когда вам удобнее. Хотите — сейчас, хотите — после обеда.
— А вы меня надолго задержите?
— Да минут на сорок. Ну, может быть, на час…
Павел всё слышал и шепотом настойчиво советовал идти не откладывая.
Так и решили. Муж помог ей одеться. Алешу отправили на каток.
И тут Вася, уже привыкший спокойно реагировать на мамины отлучки, неожиданно выбежал в прихожую и стал допытываться:
— А ты, мамуля, куда? Нет, а куда? А я не хочу, чтобы ты шла…
Евгения смутилась.
— Няня, — сказала она, — возьмите ребенка!..
Щелкнул замок. Евгения и Павел покинули дом.
Майка шла с катка. Они встретились на лестнице, и девочка, ни слова не говоря, прижалась к стене, широко раскрыв глаза — огромные и голубые…
Погода стояла чудная — ясный февральский день.
— Последний раз идем вместе, Паша, — промолвила Евгения.
— Не говори глупостей, Женюша. Если арестовывать таких как ты, то надо арестовать всю партию.
— Иногда и у меня мелькает такая мысль. Уж не всю ли и собираются арестовать?
И тут казанский градоначальник разразился «еретической» речью: он верит в честность многих арестованных… Евгения рада, что их мысли схожи. Но каждый шаг приближал их к зданию на улице Дзержинского. И — вот оно — Черное озеро.
— Ну, Женюша, — сказал муж, — мы ждем тебя к обеду…
— Прощай, Паша. Мы жили с тобой хорошо… — ответила она.
Не добавила «береги детей». Знала: он не сможет сберечь…
— До свидания, Женюшенька!
