Встретивший нас дизелист — Магофуров Тахир Латфулович показал сушилку.
— Мужики, будете носить вещи, дверь закрывайте на засов. Сделать это можно и с наружной стороны. Вчера хотел выйти из комнаты, банку из-под тушенки в мусорку выбросить, дверь открыл.... А вместо мусорки в пасть медведя положил. Будто стоял за дверями и ждал. Вон ту дверь, убегая, вынес на горбу. Не пойму: как в коридор залез?
За завтраком познакомились со всей вахтой: уже знакомый Тахир, второй дизелист — Нужин Александр Николаевич, Вялков Андрей Борисович и Чащин Леонид Максимович — радисты, крановщик Лапиков Владимир Михайлович.
— А что, ребята, банька и у нас не плохая,— отреагировал Александр Нужин после моего рассказа о Колбинской бане Виктора Казакова,— можем истопить, часа через три будет готова. Когда еще вам придется?
Дело говорит — в ближайшую неделю бани явно не будет. Согласились.
— Идите скорее к окну,— зовет Тахир.
Совсем рядом с постройками прохаживался медведь.
Разговор в бане несколько сблизил нас. Мы стали лучше понимать друг друга. Когда потом все собрались за обедом, не очень разговорчивый крановщик поведал историю своего друга, поставившую последнюю точку в нашем споре-разговоре о смысле путешествий. К сожалению, не записал ни имени, ни фамилии друга.
— Случилось это лет восемь назад,— рассказывал он,— Стоял октябрь, холодно было. Друг мой в отпуск ушел, а отпуска у нас продолжительные. Жил я тогда в Харасавэе, он в Амдерме. За работой время идет незаметно. Пролетело шесть вахт, они у нас по пятнадцать суток. Время ему на работу выходить, а его все нет. Еще время прошло — нет друга. Слух долетел, что кто-то в губе утонул. В один из дней прилетела смена. Сел вертолет, от него толпа идет. Еще аборигенов нам не хватало, подумал я, глядя на человека в малице. Подходит ко мне и здоровается. Худющий — кожа да кости. В облике что-то знакомое есть, а узнать не могу. Узнал только по голосу.
Строил он несколько лет металлический катер. В последний отпуск закончил и решил на нем на работу приплыть. Снарядился и пошел. Губа всегда коварна, а в октябре особенно.
На середине губы его прихватило; перо руля разбило, а потом и движок отказал. Чтобы не замерзнуть, привязал себя к мачте. Сколько его болтало, известно только богу. Через какое-то время потерял сознание. Помнит лишь четыре момента... Первый раз очнулся, когда катер выбросило на берег Ямала. Отвязал себя и сошел на сушу. Потом вернулся, взял ружье с одним патроном. Снова вернулся, налил ведро солярки и вынес. На катере были одежда, пища, боеприпасы. Почему ничего не взял? Скорее всего находился в стрессовом, полусознательном состоянии. Понимал же, что без тепла в ту пору в тундре не выжить, потому и солярки налил. Сколько шел с ведром по тундре, не знает. Очнулся — сидит на кочке, рядом ведро с соляркой, а перед ним в нескольких метрах халей (крупная чайка). Выстрелил. Когда снова очнулся, догорала солярка, перед ним куча перьев — нет халея. Четвертый раз очнулся на нартах — подобрали его ненцы. Вот такая история.
