Накануне китайского Нового года я побывала у своей знакомой китаянки, но пришла немного раньше, и в доме был только ее десятилетний сын Кы. Он учился в обычной, по нашим стандартам, средней школе, но прекрасно говорил на английском, малайском и двух диалектах китайского языка. Мы сели с ним на кухне. В углу лежал красный лист бумаги с замысловатыми иероглифами, стояло несколько чашек с едой, и горели четыре свечи. Это было послание и дар богу кухни — Цао Чуну, почитаемому во многих китайских семьях. Многое о Цао Чуне я узнала от Кы.
— Помню, когда я был маленьким,— по-взрослому рассудительно рассказывал он,— мои родители поспорили о чем-то на кухне. В это время вошла бабушка и очень рассердилась на них. Ведь Цао Чун подсчитывает все ссоры так же, как и хорошие дела. На двадцать четвертый день двенадцатой Луны он всегда покидает дом, чтобы рассказать обо всем главному божеству — Ю Хуану (некоторые китайские названия, приводимые здесь, могут несколько отличаться от общепринятого, так как даны в произношении не на пекинском, а гуандунском диалекте, наиболее распространенном среди китайцев Малайзии.— Ред.), императору нефрита. И уже император нефрита решает, для кого Новый год будет удачным, а кто сам себя обокрал, совершив плохие поступки и устроив ссоры, и поэтому ничего хорошего не получит.
— Верно, Кы! Потому-то ты так усердно чистишь кухню перед Новым годом и всячески пытаешься задобрить Цао Чуна,— со смехом замечает Джоан, мать Кы, появившаяся в дверях.
Пусть читателя не удивляет английское имя у китаянки. Многие китайцы, живущие в Малайзии и других странах Юго-Восточной Азии, Америки, Европы, приняли христианство. Однако это ни в коей мере не мешает им следовать древним национальным традициям, что является характерной чертой большинства зарубежных китайских общин.
— Конечно! — охотно соглашается с матерью Кы.— А ты всегда становишься очень доброй перед Новым годом и никогда не ругаешь меня на кухне.
— И вы оба решили, что безопасней сидеть здесь, — заключает Джоан, вынимая из пакета традиционные «ньен као» — рисовые пирожки, очень сладкие и тягучие.
— Вот ты сама задабриваешь Цао Чуна, — радостно восклицает Кы. — Хочешь сделать его отъезд сладким, а заодно склеить его губы, чтобы он не рассказал ничего плохого о тебе.
— Да,— подтверждает Джоан.— Все верно. И, обращаясь ко мне, замечает:
— Нелегко, когда дети знают обо всем на свете.
Мы с удовольствием пьем чай с этими необычными пирожными, и мне кажется, я тоже слышу одобрительное сопенье Цао Чуна.
