Корреспондент «Вокруг света», как ни глазела, оказалась «недостойной». Было уже темно, к тому же меня отвлекало щебетание каких-то юных барышень, одетых в национальные костюмы и резвившихся тут же, на ступенях лестницы. «Извините, — проговорила в конце концов я, раздраженная своей «слепотой», — это какая-то инсценировка? Готовитесь что-то танцевать или петь?» — «Да нет, мы иногда так одеваемся по праздникам. Просто так», — отрезали гордые красавицы и, отвернувшись, продолжали форсить.
Попробуйте, скажем, 8 марта «просто так» выйти на московскую Тверскую улицу в сарафане и кокошнике. Иное дело — Саламанка. Мы находимся в замкнутом пространстве культурного мифа: пронизанный тонкой паутиной традиций Университет, к которому прилагается Город, — именно так, а не наоборот. Во время учебного года из 180 тысяч жителей почти треть составляют студенты. Спросите на улице любого прохожего не старше тридцати пяти, «местный» ли он, и в большинстве случаев вам ответят: «Почти, я здесь учусь».
В этом мире уместно все, что соответствует «игровым», площадным законам (отсюда и легкость, с какой здесь носят средневековые одежды). Крошечная «независимая» страна, «Средиземье» старинного духа служит идеальным местом обитания для столь же мифологизированной, «театральной» фигуры испанского студента. Во всякий момент из-за угла может появиться любимый герой народной литературы XVI—XVII веков — веселый школяр-авантюрист, лиценциат Видриера. Рожденный фантазией Сервантеса в Саламанке, он бравирует бедностью, носит дырявые плащи и ветхие шляпы, смущает горожанок, затевает дуэли и обыкновенные драки с поножовщиной…
Могу побиться об заклад, что через час прогулки я бы его встретила, но тут приехали Альберто с Алисией и увели меня в праздничную палатку (всего таких, как сообщал плакат, разбито в городе пятьдесят три) — пить вино и закусывать тапами. Это такие пресные «печеньица», начиненные яйцами, маслинами, фаршем — чем угодно. Очень вкусно, к тому же целая порция вместе с бокалом красного стоит 1 евро. Я сбилась со счета на четырнадцатой-пятнадцатой и проявила вопиющее легкомыслие, не приняв во внимание, что Альберто настаивал еще и на дегустации мясного пирога орнасо. Мне ведь известно, что такое испанская настойчивость. Тем более что речь шла о гастрономической «визитной карточке» Саламанки и ее университета, которую к тому же как на грех прекрасно изготовляет мама моего приятеля, жительница деревни с немудрящим названием Монтеррубио-де-ла-Армунья. Расположена она в самом центре плоской, как блин, окрестной равнины Чарро.
