Григориус вскочил. Ему показалось, что зрение сыграло с ним дурную шутку. Но по застывшим лицам солдат было ясно: они тоже это увидели.
Рука Самуила крепко сжимала камень, пойманный в нескольких дюймах от его головы. Он поймал камень… прилетевший сзади! Григориус сел и оглянулся на товарищей. Солдаты трусливо помалкивали.
Мутные глаза Самуила уставились на камень.
Он ухмыльнулся и начал раскачиваться назад и вперед, бормоча себе под нос бессмысленные слова: «Димито десрафат фер тарсадун». Всякий раз, заканчивая говорить, он проводил камнем кровавую полосу по руке… Пена текла изо рта, смешиваясь с кровью. Это зрелище только возбуждало безумца, заставляло раскачиваться сильнее и сильнее. Коленные чашечки щелкали, а веки дергались, как в фазе быстрого сна.
Сейчас Самуил выглядел как-то иначе… Он все сильнее возбуждался… или нервничал?
Буря волшебным образом рассеялась, море внезапно затихло, и никто в шлюпке больше не упоминал о минувших событиях. Дэвид, как мог, перевязал рану Тома, хотя его шишка продолжала набухать. Когда Тому удалось сесть и осторожно прислониться к борту, боль слегка притупилась… Хорошо бы прогуляться в будущее за ибупрофеном и льдом… Но до берега — около сотни ярдов.
Да и на берегу ему не скоро удалось бы уединиться.
Отсюда Гергеса представала перед ними во всем своем великолепии. Высокие белые арки, величественные здания, украшенные колоннадами… На юге толпа бурлила у огромного театра, а на севере, на вершине холма, горделиво возвышался храм Зевса… Именно так Том представлял себе расцвет Римской империи, чье влияние простиралось до самых отдаленных земель.
Матфей, отдыхавший у края шлюпки, резко поднял голову.
— Отвратительно… Ты только посмотри на них. Кому пришло в голову разводить свиней рядом с городом? — обратился он к Тому.
Изучив иудейские обычаи, Том знал: свиньи непригодны для еды, и к ним относятся с презрением. И вправду, многочисленное стадо, бродящее по пригоркам у самого города, должно бы разозлить каждого порядочного иудея в миле вокруг. Однако Тому не хотелось беседовать на такую тему. Он глуповато улыбнулся в ответ, и разговор увял.
Через пять минут они достигли берега.
— На этот раз пусть кто-нибудь другой промочит ноги! — закричал Матфей. — Я уже достаточно пробыл в воде!
— Да уж, ты промочил не только ноги, — сказал Петр, вставая. Он перелез через борт лодки и обратился к Иуде: — Иуда, иди сюда.
Тот неохотно перекинул ногу через борт. Едва опустив вторую и не чувствуя опоры, оступился и с криком упал, зацепившись о весло халатом и разодрав его сверху донизу. Петр протянул длинную руку и, выловив барахтающегося Иуду из воды, помог ему встать на ноги… Иуду била дрожь, тело сотрясалось от кашля — он, должно быть, умудрился наглотаться воды. К тому же страшно напуган: пальцы вцепились в лодку с такой силой, что костяшки побелели… И Том пожалел беднягу.
