— Не имеет ни малейшего представления. Говорит лишь, что мужчина и что его самого слишком клонило от усталости в сон, чтобы долго задаваться этим вопросом.
— Н-да. Возможно, он и прав, что не стал ничего предпринимать. — Файндхорн снял фуражку и промокнул лоб носовым платком. — Как бы то ни было, нам, видимо, придется решиться на кое-какие шаги в отношении них. Ну, никак не могу я их понять. Странная все-таки компания, и каждый, с кем я разговариваю, кажется подозрительнее предыдущего.
— Это относится и к мисс Драхманн? — предположил Николсон.
— Бог ты мой, конечно, нет! Эта девушка стоит всех их вместе взятых. — Файндхорн снова надел фуражку и медленно покачал головой. — Просто кошмар, мистер Николсон, что эти маленькие кровожадные мясники сделали с ее лицом.
— Он быстро посмотрел на Николсона. — Много ли из того, что вы рассказали ей прошлой ночью, было правдой?
— Касательно возможностей пластических хирургов?
— Да.
— Немного. Исходя из моих скудных познаний в этой области, шрам прилично растянется еще до того, как кто-нибудь сможет его разгладить. Хирурги, конечно, могут помочь, но они не волшебники — на это они не претендуют.
— Тогда, черт побери, мистер, вы не имели никакого права убеждать ее в обратном. — Файндхорн распалился почти настолько, насколько позволяла его флегматичная натура. — Господи, подумайте о разочаровании, которое она испытает!
— «Ешь, пей и будь счастлив», — тихо процитировал Николсон. — Вы полагаете, нам доведется снова увидеть Англию, сэр?
Файндхорн долго смотрел на него, сдвинув брови, затем понимающе кивнул и отвернулся.
— Забавно, что мы продолжаем мыслить обыденными категориями мира и спокойствия, — пробормотал он. — Не знаю, почему, но все мои мысли вертятся главным образом вокруг мисс Драхманн и ребенка. — Несколько мгновений он молчал, скользя глазами по безоблачному горизонту, потом внезапно проговорил:
— Чудесный сегодня день, Джонни.
— Чудесный для того, чтобы умереть, — мрачно изрек Николсон. — Он коротко улыбнулся, поймав взгляд капитана. — Ждать всегда тяжело, но японцы — воспитанные джентльмены, — спросите у мисс Драхманн, — и я не думаю, что они заставят нас томиться долгим ожиданием.
Николсон ошибся. Они заставили их томиться еще очень, очень долго. Прошел час, другой, наступил полдень, палящее солнце стояло практически вертикально в небесном горниле. Впервые капитан Файндхорн позволил себе роскошь робкой надежды: если с наступлением темноты им удастся миновать пролив Каримата и войти в Яванское море, то можно будет снова думать о доме. Солнце перекатилось через зенит, увлекая за собой горячий полдень, и снова поползли минуты: пять, десять, пятнадцать, двадцать — и каждая следующая с возрастанием надежды казалась длиннее предыдущей. Но в двадцать пять минут первого от надежды не осталось и следа: долгое мучительное ожидание закончилось.
