Перед тем, как покинуть яхту, я закрыл ее двери на номерной замок.
Полицейский, сопровождавший меня, спросил, в какой госпиталь меня отвезти.
— Если у тебя достаточно денег, я отвезу тебя в больницу с хорошим сервисом, — сказал он.
Конечно, я изъявил желание попасть туда, где подешевле. Дал понять, что у меня не очень хорошо обстоит дело с наличными. А потому попал в палату для бедных и пролежал в ней двое суток. Мне вливали какую-то сыворотку, переливали кровь. Потом меня забрала домой медсестра госпиталя Лиань Чиньше.
Я так ослаб, что без дрожи в руке не мог держать ложку и есть жидкий суп, приготовленный этой заботливой женщиной. Она целыми часами сидела возле моей постели, прикладывала к холодному от пота лбу листья каких-то растений. От них исходил тонкий аромат и снимал боль, раскалывающую голову. Медсестра кормила меня вареной рыбой и фруктами, после чего поила китайским зеленым чаем. И рассказывала о своей судьбе.
Ей было около тридцати. В этом доме она жила с мужем Биллом, хирургом из Австралии, работавшим в той же больнице, что и она. Три года назад муж умер от болезни желудка, как я понял, от рака. Повествуя о жизни с Биллом, Лиань Чиньше не забывала подливать душистый чай и говорить, что при моей болезни надо много пить и не показываться на солнце.
Благодаря такому заботливому уходу я через несколько дней был почти здоров и смог выходить на улицу. Я узнал, что жители острова выращивают кукурузу, табак, сахарный тростник, кокосовую пальму, абаку — особый вид бананов, дающий манильскую пеньку. С одной стороны остров омывался водами Тихого океана, с другой — Филиппинским морем.
Дом Лиань Чиньше был двухэтажным, но не очень большим, с плоской крышей и большими, чисто вымытыми окнами. С веранды открывался прекрасный вид, и я, пока болел, подолгу отдыхал здесь, думая о своей дальнейшей судьбе.
Как-то Лиань рано вернулась из больницы. На ней не было лица.
— Что с тобой, Лиань? — спросил я.
— Ты такая бледная!
Она глубоко вздохнула, и на ее смуглом лобике появились недобрые морщины.
— Твою «Формозу» кто-то украл!
Наступила долгая тишина. Я не мог поверить в то, что она сказала, и попросил повторить еще раз.
— Я не могу в это поверить, — шептала она, — я не могу в это поверить, Федор, у тебя украли яхту.
— На вашем острове раньше яхты воровали? — спросил я.
— Да, — ответила она.
Из ее ясных восточных глаз одна за другой стекали слезинки. Я смотрел на ее прекрасное лицо и видел в нем лишь боль за то, что произошло. Видимо, как жительница острова, она и себя считала виноватой в пропаже «Формозы».
