Это обстоятельство не могло быть основанием для особой тревоги, и на следующий день колонна свернула палатки и перебралась на другой берег.
Опять потянулись дни, полные тревог. Колонна медленно продвигалась в юго-западном направлении и наконец вышла к какому-то мелкому равнинному озеру, простиравшемуся на юг примерно на две мили. В воде на отмелях стояли многочисленные стаи грациозных розовых фламинго. Они испуганно улетели. За ними скрылись попугаи, пожиратели дикого перца.
— Это примечательно, — сказал командующий, — звери и птицы нас боятся, значит, здесь на них кто-то охотится.
Прежде чем кто-нибудь успел ему ответить, они услышали выстрел вдали. Выстрел из ружья? Здесь, в лесу? Вот еще один, и еще.
— Это может быть только капитан Торнильо! — воскликнул радостно Кесада. — Он расположился где-то здесь поблизости и сейчас, видимо, развлекается охотой.
Через несколько часов пути впереди послышались возбужденные крики, раздались выстрелы. Там, казалось, в самом разгаре шел бой. Кесада вытащил меч из ножен, и всадники бросились вперед через труднопроходимые заросли и болотистые низины. Если их товарищи с кораблей вынуждены вести бой, то надо быстрее идти им на помощь.
И действительно, совершенно неожиданно выскочив из зарослей, они ворвались в самую гущу пестро раскрашенных, размахивающих копьями индейцев. Эффект неожиданности был полным. Туземцы, не видевшие еще никогда всадников, побросали свое оружие и очертя голову бросились врассыпную в лес.
И вдруг из травы поднялся человек. Вся одежда на его истощенном теле была разодрана в клочья. Заострившийся нос и всклокоченная борода придавали его облику что-то птичье. Он держал в руке мушкет и смотрел на всадников с выражением беспредельного удивления. Наконец он взмахнул ружьем и закричал неестественно высоким голосом:
— Мадонна! Мы спасены! Кесада приехал! Кесада!
Он, хромая, подошел поближе.
— Кто ты такой? — выехав вперед, спросил его поспешно Кесада.
— Хуан Молинера, — ответил человек, — с кораблей, сеньор командующий, аркебузир.
— А где капитан?
Оборванец горько усмехнулся.
— Пожиратель огня? — переспросил он, поворачивая свое птичье лицо в разные стороны. — Он лишний раз подтвердил свое прозвище. Его поджарили на костре и сожрали проклятые язычники, индейцы. Он ведь был еще в теле, не такой, как мы теперь.
Всадники в ужасе смотрели друг на друга.
— Что это значит? — воскликнул Кесада. — Что случилось с кораблями?
