Вокруг Света 2010 № 08 (2839) | страница 27
Она не была национально-освободительным восстанием евреев против римлян. Это была гражданская война, а точнее, восстание зелотов (приверженцев одной из ветвей иудаизма) против всего остального мира, и иначе, чем разгромом Иудеи и уничтожением Храма, дело закончиться не могло.
Слово «зелоты» по-гречески означает «ревнители». Отношения между Богом и Израилем — это отношения между мужем и неверной женой, которую ревнивый муж постоянно наказывает. Зелоты решили, что они вправе ревновать за Бога. Их образцом стал Пинхас (Финеес), пронзивший копьем иудея Зимри вместе с его иноземной подругой за прелюбодеяние и тем самым остановивший мор. Своей миссией зелоты считали борьбу с иноземным влиянием, в том числе и с теми, кто этому влиянию, с их точки зрения, поддался. Зелоты и кумраниты жили в ожидании космической катастрофы — столкновения сил света (то есть их самих) и сил тьмы, которые будут повержены. Об этом мы читаем и в Новом Завете, где решительно всех, кроме учеников Иисуса, ожидают плач, скрежет зубовный и прочие ужасы. Эта космическая катастрофа для еврейского мира и наступила. Причем, как ни удивительно, ее следует считать победой евреев в сражении с остальным миром.
Победой?
Да. Римляне думали, разрушив Храм, уничтожить враждебную им религию. Но добились прямо противоположного — быстрого распространения иудаизма и христианства в самом сердце империи. Они привезли в Рим множество иудейских рабов, создав тем самым в столице значительную еврейскую общину. И во II веке им пришлось принимать жесточайшие меры против распространения иудаизма. Они запретили подвергать обряду обрезания тех, кто не был евреем или египетским жрецом по праву рождения. За гиюр карали смертью — и того, кто обрезал, и того, кто принимал обрезание. И все равно многие римляне переходили в иудаизм.
Почему иудаизм их привлекал?
Думаю, потому, что он представлял собой уникальное сочетание того, что в римской и греческой культурах было разделено: с одной стороны, духовности и образованности, с другой — ритуала, который оставался чисто внешним. А иудаизм сумел удивительным образом слить и то и другое, и это оказалось очень привлекательным для римского населения, достаточно культурного, не слишком обремененного тяжелой каждодневной работой и потому не чуждого поисков смысла жизни. Иудаизмом интересовались в первую очередь средние слои — подобно тому, как в начале ХХ столетия квалифицированные рабочие в России увлекались марксизмом. Позже эстафету у иудаизма приняло христианство — его предписания были гораздо менее строгими, да и крещение было труднее отследить, чем обрезание.