Она и раньше терпеть не могла эту страну, а теперь вообще презирает! Если бы не грозящая война, она бы отказалась от своих притязаний быстрее, чем успеют моргнуть капитан и его стражники! Узколобый, примитивный олух, как смеет он так обращаться с ней, ведь она не сделала ничего плохого! Вероятно, следовало бы раньше отдать оружие. Прежде чем он сам его нашел. Признаться, это выглядит скверно. Но он так вывел ее из себя, что у нее просто голова кругом пошла!
Она еще не испытывала такого страха, как сегодня. Поппи научил ее справляться с опасными ситуациями, но не с этой неведомой эмоцией. Ее естественное негодование, смешанное со страхом, стало кошмарным сочетанием, от которого в груди теснило.
Она опасалась, что капитан намеренно старается ее запугать, чтобы вызвать на откровенность. Господи, она не может этого допустить! От ее выдержки и мужества зависят десятки жизней! Ей требуются более сильные эмоции, чтобы перевесить страх. А для этого необходим спасительный гнев!
Она уставилась на металлическую решетку-дверь. Интересно, что прутья стоят не слишком тесно. Мужчина не может протиснуться сквозь них. В отличие от женщины.
Но прежде чем она успела проверить, появился слуга Борис.
— Надеюсь, вы не собираетесь пристрелить меня? — пошутил он.
Наверняка знает, что у нее отобрали оружие! Поэтому она не потрудилась ответить.
Продолжая ухмыляться, он подошел, вручил ей маленькую зажженную лампу, Алана обрадовалась: сейчас, вечером, в высоко прорезанные в коридоре оконца почти не проникало света. Конечно, на стенах тюрьмы горели факелы, и кое-какие отблески ложились на полу в ее камере.
Далее Борис, кряхтя, внес большую тяжелую жаровню, которую поставил у двери. Зажег угли и приладил складное устройство-экран, направлявшее тепло в камеру.
— Если бы вы так сильно не рассердили капитана, он бы вас не запер, — сообщил слуга, — и тогда я поставил бы жаровню в вашу комнату.
— Это камера! Не комната! — едва не закричала она, но придержала язык. Действительно, если бы не решетка вместо двери, камера могла бы считаться комнатой. Она просторнее, чем другие камеры, мимо которых Алана проходила, и казалась довольно уютной: видимо, предназначалась для знатных заключенных. Кровать узкая, белье отсутствовало, но матрац был мягкий: она проверила. На полу лежал овальный коврик, на котором стоял квадратный стол. Имелся и тот гадкий стул, который она даже не сдвинула с места.
Похоже, Борис ждал, что она ответит. Он был так же чисто выбрит, как его хозяин. Вьющиеся каштановые волосы доходили почти до плеч. На нее смотрели умные светло-голубые глаза.
