Архангельские новеллы | страница 24



Во дворе тишина стала. Ненила как туча грозова приступила к Федьке:

— Где Данило?!

Королек завертелся собакой.

— С пароходу пьяной упал, на моих глазах захлебнулся.

Матка опять во весь двор:

— Врешь ты, щучий сын! Не пьет мой Данилушко, в рот не берет. Где они?! Где мои рожоны дети?!

Ненила королька за плечо прижала, ажио он посинел:

— Сказывай, вор, где ейны дети!?

Федька вырвался, по полу закатался, заверещал свипым голосом:

— Эй слуги верны-ы! Хватайте мою жену Ненилку, недостойную королевского ложа! Я Данилку ейного своеручно в море смахнул как комара, а ее, суку, на воротах расстреляю! Вяжите ее! Каждого жалую чином и деньгами!

Середи двора телега привелась ломовая, оглобли дубовы велики. Ненила Богатырка вывернула эку семисаженну снасть да как свиснет, свиснет наокруг: по двору пыль свилась с каменьем, из окошек стекла посыпались. Брызнул народишко кто куда, полезли под дом, под онбары, на чердак, на сенник, в канаву. Сутки так и хранились, как мертвы. Старой королешко ухватил с собой десяток мужиков поудалее, да на двух телегах и удрал неведомо куда.

Воля во всем стала Непилина.

Перво дело она послала людей к морю искать Данила и Митрия, да от себя подала во все концы телеграмы. Посыльны бродили неделю, принесли голубой Данилов поясок:

— Не иначе, — рыбы съели братанов. По берегу есть костья лежит.

Ненила убрала в сундук цветны сарафаны, наложила на голову черной плат. Ни с кем боле не пошутит, не рассмехнется. День на управленьи да при хозяйстве, а после закатимого сядет одинехонька у окошка, голубу Данилову опояску к сердцу прижмет и запричитат: !

— Птичкой бы я была воронкой,
во все бы я стороны слетала,
под кажду бы лесинку заглянула,
своего бы дружочка отыскала.
..........
Месяц мой светлый,
Почто рано — погиб?!
Цвет мой прекрасный, *
Почто рано увял?!

Народ-от мимо идут, дак заслушаются. А Федьки королевна объявила:

— Не знаю, что скажет осень, а нонешно лето будь ты пастух коровий в Митькипо место.

Он и пасет, вечером домой гонит. Ненила с подойником у хлева ждет и считат, все ли коровы. Пересчитат и велит корольку последню под хвост поцеловать. Эта корова так уж и знат. Дойдет до конюшны, остановится и хвост подымет.

А Данило не утонул, с парохода упал. Примерз рукавом к льдине. Утром прикачало к берегу. А встать не может, ноги умерли с морозу. Федьки боится, в лес на коленцах бежит, ноги как кряжи волокет. И вдруг слышно, — лес трещит впереди. Не медведь ли? И закричал: