Како'-то лохмотье вырыл, завесился и побрел лесом. Думат:
«Плох я сокол, что ворона с места сбила».
И видит: яблоки ростут белого цвету.
— Ах, как пить охота!
Сорвал пару и съел. И заболела голова. За лоб схватился, под рукой два волдыря. И поднялись от этих волдырей два рога самосильных.
Вот дак приужа'хнулся бедной парень! Скакал, скакал, обломить рогов пе может. Дале заплакал:
— Что на меня за беды, что на меня за напасти! Та шкура разорила, пристрамила, розболокла', яблоком объелся, рога явились, как у вепря у дикого. О, задавиться ле утопиться?! Разве я кому надоел? Уйду от вас навеки, буду жить лучче с хи'чныма хехе'нами и со львами.
Во слезах пути-дороженьки не видит и наткнулся опеть на яблоню. Тут яблочки кра'сненьки, красивы.
— Объи'стись разве да умереть во младых летах?..
Сгрыз яблоко, счавкал друго', — головы-то ловко стало. Рукой схватился и рога, как шапочку, сронил. Все тело согрелось, сердце звеселилось и напахну'ла така молодось, дак Мартын на головы ходить годен.
Нас бы с вами на ум, Мартына на дело: этих красных молодильиых яблоков нарвал, воротился на старо место, рогатых яблоков натряс, склал за пазуху и побежал из лесу.
Дорога в город повела, а Мартынко раздумался: В эдаких трепка'х мне там нельзя показаться. В полицу заберут.
А по пути деревня, с краю домик небольшой — и старуха кривобока крыльцо пашет. Мартынко так умильно:
— Бабушка, дозвольте в ызбу затти обогреться. Не бойтесь этих ремков, меня бродяги ночесь роздели.
Старуха видит, парень хоть рваной, а на мазурика не похож, и запустила в кухню. Мартынко подает ей молодильного яблока:
— Баба, нако съешь!
Баба доверилась и съела.
— Парень, чем ты меня накормил, будто я вина испила?
Она была худа, морщевата, рот ямой; стала хоро'ша, гладка, румяна.
— Эта я ли? Молодец, как ты меня эку сделал?. Мне ведь вам нечем платить-то!
— Любезна моя, денег не надо. А нет ли костюма на мой рост — мужнева ли, братнева ли? Видишь, я наг сижу.
— Есь, дитетко, есь! Отомкнула сундук:
— Это сынишка моего одежонка. Хоть все понеси, андел мой, благодетель!.. Оболокайся, я самоварчик согрею.
Мартыну гостить некогда. Оделся в простеньку троечку и в худеньки щиблеты, написал на губу усы, склал свои бесценны яблоки в коробок и пошел в город.
У Раискиных ворот увидал ейну стару фрелину:
— Яблочков не прикажете-с?
Верно, кисляшши.
— Разрешите вас угостить.
Подал молодилыюго. Старой девки лестно с кавалером постоять. Яблоко на обе шшоки лижот. И кряду стала толста, красна, красива. Забыла спасибо сказать, полетела к королевны:
