Служба должна была вот-вот начаться. Вульф опустил свои драгоценные чемоданы рядом с церковной скамьей. Он поклонился изображениям святых на стене, затем приблизился к алтарю, встал на колени и поцеловал руку священника. Вернувшись к скамье, он сел.
Хор принялся петь отрывок из Писания на арабском. Алекс устроился поудобнее. Здесь он будет в безопасности, пока не стемнеет. Затем предпримет последнюю попытку.
«Ча-ча» — так назывался огромный ночной клуб возле реки, располагавшийся под открытым небом. Как всегда, народу в нем было под завязку. Вульф стоял в очереди, состоящей из британских офицеров и их подружек, пока обслуга устанавливала дополнительные столы на каждом свободном дюйме пространства. На сцене какой-то комик самозабвенно острил: «Подождите, вот доберется Роммель до „Шепарда“ — отсюда так быстро не уйдешь…»
Вульф отыскал свободный столик и получил заказанную бутылку шампанского. Вечер был и без того теплым, а огни рампы делали жару невыносимой. Публика буйствовала — всем хотелось пить, подавали же только шампанское, поэтому посетители быстро пьянели. Они громко выкрикивали имя звезды программы — Сони Эль-Арам.
Однако для начала им пришлось выслушать толстую гречанку, которая выразительно спела «Я увижу тебя во сне» и «Никого у меня не будет». Последние слова, прозвучавшие из ее уст, вызвали у публики взрывы хохота. Затем объявили выступление Сони. Но она еще некоторое время не появлялась. Разгоряченные посетители все громче выражали неудовольствие. И вот, когда обстановка накалилась до такой степени, что недолго было и до беспорядков, грянули барабаны, огни погасли, и установилась тишина. Затем прожектор вновь осветил сцену, и там уже стояла Соня с простертыми к небу руками. На ней были полупрозрачные шаровары и расшитый блестками бюстгальтер, усыпанное белой пудрой тело мерцало. Зазвучала музыка, и танцовщица начала двигаться.
Вульф потягивал шампанское и смотрел на нее улыбаясь. Он так и знал: его старая знакомая по-прежнему лучше всех.
Она медленно поводила бедрами, притопывая ногами. Ее руки затрепетали, пришли в движение плечи, груди затряслись; а затем ее знаменитый живот плавно задвигался по кругу, гипнотизируя зрителей. Ритм ускорялся. Соня закрыла глаза. Казалось, все части ее тела двигаются независимо друг от друга. У Вульфа появилось ощущение, как, впрочем, и у каждого мужчины в зале, что он остался наедине с танцующей женщиной, что она двигается только для него, что это не просто представление, не тщательно просчитанные чары шоу-бизнеса, это нечто большее. Пробегающие по красивому телу чувственные судороги были ей неподвластны. Каждому чудилось, что она просто не может иначе, потому что уже приведена в сексуальное неистовство собственным порочным телом. Вспотевшая публика была напряжена, молчалива, загипнотизирована. Соня двигалась все быстрее и быстрее, словно находясь в другом измерении. Музыка оборвалась. В наступившей тишине Соня издала короткий, резкий вскрик, ее ноги подогнулись. Она упала на спину, разведя в сторону колени, и застыла в этом положении, свет погас. Зрители вскочили с мест, раздался гром аплодисментов.
