— Что алкаш, дорогу домой забыл? — ласковой речью встретила его супруга, — Весь день прошлялся! Где тебя черти-то носили?
— Обход я делал, — тихо ответил Михалыч, скидывая на веранде грязные кирзачи.
Зоя Карповна повела носом пытаясь учуять знакомый запах, и ничего не учуяла. Не веря своему носу, она сняла очки с толстенными стеклами и стала их протирать. Словно ожидая, что после этой процедуры осязание к ней вернется. Но оно упорно не возвращалось.
— Ведьма старая, — заворчал Михалыч, чувствуя свою правоту и от этого ощущения распаляясь.
— Нет, чтобы мужика к столу звать, так она с руганью накидывается, а я нежрамши целый день, — сказал он, вешая на вешалку старый офицерский прорезиненный плащ, — Баба-Яга ты и есть Баба-яга, хоть очки одень, хоть сними, хрен редьки не слаще. Тебя без грима хоть сейчас в кино возьмут. Чего уставилась?
Зоя Карповна так растерялась неожиданной нападки мужа, который никогда ей слова поперек не говорил, а не то, что ругался. Да и трезвым она его по вечерам видеть не привыкла. Что не знала как себя вести, поэтому развернулась и пошла в дом.
— Во-во! Бабе на кухне самое место! — крикнул ей вдогонку Михалыч.
Зайдя следом за ней на кухню, он увидел, что она стоит, отвернувшись от него у окна, а её плечи мелко подрагивают. И Михалычу стало совестно.
— Ну, ты чо? Ну не плачь…
Он подошел сзади и обнял её за плечи.
— Петя…,- произнесла Карповна, захлебывающимся голосом, — я правда такая страшная?
Что меня нельзя любить?
Михалыч почувствовал, как в его груди от этих слов что-то треснуло, сломалось, и глаза внезапно увлажнились. Потому, что вспомнил эту озорную девку, что наливала ему борща в столовой. И он понял, что она до сих пор где-то там, в этом сморщенном теле.
— Ну, что ты дуреха, — ласково сказал он, разворачивая её к себе лицом и прижимая к своей груди, — Конечно люблю…
— У-у-у, — заголосила Карповна и, обвив руками шею Михалыча, залилась слезами.
***
— Э-э-э…Эрих Евгеньевич вас зовет, — вымолвил санитар Коля, заходя в прозекторскую.
Мухин и Бахтиаров одновременно подняли на него глаза, отрываясь от изучения предмета.
— Он у себя? — спросил Бахтиаров.
— Да, нет. Он на углу у машины курит, ехать куда-то собрался.
— Так меня или Бахтиарова зовет? — уточнил Мухин.
— Не сказал, сказал, патанатома позови, — пожал плечами Коля.
— Моя смена, значит меня, — кивнул Берик, стягивая с рук резиновые перчатки, и выходя из комнаты следом за санитаром.
Мухин опять склонился над предметом изучения и включил диктофон:
