Он смолоду хотел славы и признания, пытался петь, танцевать и участвовал в общественной жизни, но Бог, кроме тщеславия и хорошей памяти, ничего не дал, Всеволод (дальше В.) прочитал немало книжек, но усвоил немного. Мог при случае процитировать Пушкина, но прославился знанием наизусть Ильфа и Петрова — цитировать «Золотого теленка» было модно у фарцовщиков, толкающихся на Комсомольском и Садово-Кудринской, и за это ему разрешали иногда кое-что заработать по мелочи.
В МГИМО его не приняли, а он так завидовал замшевому пиджаку политического обозревателя В. Зорина, стоящего на Тайм-сквер и обличающего звериный оскал капитализма. Ему тоже хотелось обличать, но пиджак хотелось больше.
Пришлось податься в технический вуз после очередной неудачной попытки поступить в театральный, где он срезался на басне Крылова про квартет — комиссия поняла басню буквально и приговор ему вынесла: «Идите, юноша, в народное хозяйство, там от вас меньше вреда будет».
Он не поверил и поступил в Большой театр младшим реквизитором, где сразу получил роль: в костюме третьего слуги подавал меч и кубок с отравленным вином во втором акте Марису Лиепе в спектакле «Спартак». Спектакль шесть раз смотрела мама, и в их коммунальной квартире в Зачатьевском переулке его стали звать Артист.
Его выгнали из Большого, когда он тренировал фуэте, надеясь когда-нибудь заменить звезду. Одно фуэте у него получалось, но он потерял равновесие и случайно задел ногой народную артистку, проходившую мимо. Вышел скандал, и его выперли из Большого как диссидента — так он говорил своим знакомым, показывая пальцем наверх.
После эстетической несовместимости с окостеневшим в догмах Большим он поступил в театр-студию на Юго-Западе, где в овощном магазине играли весь мировой репертуар в новой редакции главного режиссера, творческий метод которого состоял в том, что режиссером может быть каждый, и актером тоже. Тут и талант В. пришелся ко двору: он курил с актерами во дворе, но на сцену его не выпускали, он служил администратором и в этой роли был Гамлетом, королем Лиром и царем Федором.
Учеба хлопот ему не доставляла — при его памяти и толстой жопе он успевал и даже получал повышенную стипендию, но славы громкой в институте не имел, там котировались отъявленные комсомольцы, спортсмены. В команду КВН его не взяли из-за интриг: он хотел быть капитаном, а его брали рядовым, но после Большого идти в кордебалет он не мог.
С девушками у него тоже не все ладилось: ему нравились высокие и красивые, с пышной грудью, как Элизабет Тейлор в «Клеопатре», но им до него дела не было. Сколько ночей он видел себя Марком Антонием — не счесть. Он просыпался с мокрыми трусами, видел в зеркале свои пухлые щеки и с грустью плелся в институт, где все девушки были разобраны, даже косые, кривые и горбатые. Мужской вуз как армия — в дело шли все, кто мог ходить, дышать и лежать.
