— Так ты не против? Мне совершенно сейчас не хочется ехать на «Сокол». Понимаешь, я просто устал. Иня… у нее какой-то сейчас период. Сезонное обострение, что ли? — Готье усмехнулся и развел руками. — Не хочу всю ночь с ней ругаться. Честное предложение — я тебе еду, а ты мне койку. Идет?
— Идет, — согласилась Соня, неуверенно улыбнувшись.
Готье подмигнул ей, стал говорить о том, как неприхотлив он в быту, что ему вообще-то и койки-то не надо, может на коврике в прихожей расположиться. Он болтал и распахивал Сонины кухонные шкафчики, с интересом рассматривая покрытые слоем пыли банки с крупами и макаронами.
— Да уж, это даже квартирой холостяка не назовешь. Как же ты тут живешь совсем одна? — спросил Готье, обувая кроссовки. — Где же твои братья, Элиза?
* * *
Теофиль Готье, французский писатель и поэт девятнадцатого века, большую часть жизни прожил недалеко от Парижа, зарабатывал на жизнь журналистской работой, душой же принадлежал целиком своей поэтической и писательской работе. Жизнь его была разбита на две части, одну из которых — зарабатывание денег — Теофиль Готье ненавидел всей душой. Книги его и стихи, ставшие впоследствии частью культурного наследия Франции, так и не принесли ему денег, что, однако, не помешало ему заниматься творчеством до конца жизни.
Искусство ради искусства — лозунг, который он проводил в жизнь и который поддержало большое число людей, творческих людей, и было его главной задачей, главным делом жизни. Теофиль Готье был глубоко убежден, что никакие аргументы коммерческого характера не могут и не должны влиять на творчество человека. Идти на поводу у толпы, жаждущей простых и доступных развлечений, путь в никуда, считал он. Все это Готье рассказал Соне-Элизе, пока стоял в переднике ее матери перед их плитой. Так, по крайней мере, вопрос о том, почему он называл себя Готье, оказался решенным.
— Это большой парадокс. Настоящее искусство не может быть коммерчески успешным. Иня этого не понимает совершенно. Она все ждет, когда же мы начнем собирать стадионы. — Он усмехнулся и перевернул шипящие на сковороде сардельки. Кухня наполнилась острым запахом специй, от сковородки то и дело отлетали капли раскаленного масла. Готье это все умело контролировал и регулировал, и Соня впервые за весь день, кажется, захотела есть. — А мы стадионов не будем собирать никогда. Я говорил ей это миллион раз, но она не верит и пропускает все мимо ушей. Она считает, что это все — ерунда и что можно найти компромисс. Заменить одну аранжировку другой, подделать ритм, дописать пару простеньких песенок в альбом. Знаешь, Элиза, я просто уже ума не приложу, что с этим делать. И ведь ни с кем ничего нельзя обсудить. Леший хочет только одного — Иньку в постель затащить, и меня терпеть не может из-за этого. Володька твой только… но он не музыкант, знаешь ли.
