— Значит, ты вполне довольна тем, что ты работаешь с нами? — продолжил допрос Готье.
— Да, — кивнула Соня. Это было правдой.
— А ты поедешь с нами, Элиза? Мы собираемся в Пермь, на фестиваль. Двадцатого июня мы будем его закрывать. Поедешь?
Соня помедлила. Проблема открылась ей со всей очевидностью. Путевка в лагерь на море, солнце, воздух, вода и прочие оздоровительные радости должны были начаться пятнадцатого. И как объяснить родителям и бабушке, что ехать туда она не хочет, а хочет в Пермь на фестиваль.
— Элиза? Ты только кивни, и все. — Готье присел на корточки и посмотрел Соне в глаза. — Ну, поедешь с нами? Со мной поедешь?
— Готье, не дави на нее, — вскочила Ингрид.
Соня увидела совершенно невероятную злость в ее глазах, почти ненависть, с которой никто и никогда еще не смотрел на Соню. Она вдруг поняла со всей возможной ясностью — Ингрид ревнует, и чувство это мучительное, и оно сжигает ее без всякой причины. Причины и правда не было, Соня была достаточно равнодушна как к самому Готье, так и к его музыке. Но это ничего не значило.
Соня отвела свой взгляд от горящих ненавистью и страхом глаз Ингрид и посмотрела в окно, за которым зеленел бульвар. Издалека в открытое окно долетал шум трассы. Соня усмехнулась про себя. Ее ведь совсем не интересовал Готье, во всяком случае, в том смысле, в каком так боится его потерять Ингрид. Ни одной мысли такого плана не возникло в голове у Сони. Если уж быть вообще до конца честной, ей почему-то более самого Готье была интересна Ингрид. Такая красивая, такая сумасшедшая и нервная, совершенно утонувшая в любви.
А в данный момент Соня больше волновалась о том, что сказать (и как донести) бабушке об этом дурацком лагере, а не о том, что происходит между Ингрид и Готье.
Соня определенно собиралась в Пермь или куда еще ее занесет на этом корабле в это лето, и дело тут было уж точно не в Готье или в его мелодичной, не слишком сложной, со вкусом сделанной музыке. Просто Соня скучала, и она была намерена каким-нибудь образом решить вопрос с бабушкой.
— Да, — сказала она тихо и кивнула, глядя в окно.
— Что «да»? Что «да»? Как мы должны ее понимать, если она ничего не говорит? — вспылила Ингрид. — Тащить ее в Пермь? Ты же говорил, что можно пустить частичную фонограмму?
— Я говорил это, когда тут за клавишами сидел бездарный боров, — отрезал Готье.
— Нам уже купили билеты. Я не знаю, есть ли у нее вообще паспорт. И знаешь, Готье, я против того, чтобы она с нами ехала.
