* * *
Готье лежал на старом, обшарпанном диване и смотрел на полуобнаженную Элизу, на ее темный силуэт, еле заметный в сумраке комнаты, на фоне чуть светлеющего окна. Раннее утро медленно подступало с востока, оно прорывалась сквозь мрачную пелену по-осеннему длинной, но такой короткой для них двоих ночи. Элиза завернулась в простыню и смотрела на изогнутую пустынную дорогу. Вид из окна мотеля открывался угрюмый: осенняя Россия, бескрайние мокрые поля с нескошенной травой, мелкие капли дождя на оконном стекле.
— Что ты там пытаешься разглядеть? — спросил Готье, вставая. Элиза не обернулась. — Тут даже никто не ездит, по этим дорогам. Одна машина в час, странно, правда? Какое-то Зазеркалье. Прекрасное место для убийства.
— Да, — кивнула она, вздрогнув в момент, когда его руки коснулись ее худеньких плеч.
— Тебе хорошо? — спросил вдруг Готье, и сам над собой посмеялся. Вот это вопрос, какая невообразимая глупость. Он никогда ни у кого не спрашивал, это же бессмысленно. Если кому-то хорошо, это будет видно и без слов. Этого не скроешь. Если нет… Однако по Элизе сказать что-то определенно не получалось — она смотрела вдаль своими спокойными, чистыми синими глазами и думала о чем-то. Готье готов был поклясться, что не о нем, и это его расстраивало. Ему было все равно, о ком думает Ингрид, но он хотел бы, чтобы Элиза думала о нем. С другой стороны, вчера, когда стало известно, что Ингрид уезжает на день раньше, чтобы рассчитаться по всем гастролям с заказчиком, и что до возвращения в Москву у них с Элизой остается одна ночь — свободная, ничья, принадлежащая только им двоим, лицо Элизы загорелось такой радостью, таким огнем, что на душе у Готье потеплело. Странным образом, эта девочка будоражила его воображение. Казалось бы, что такого — молчит и улыбается. Даже лучше, когда так. Никаких разговоров, и только тела — такие властные в своей страсти, такие неразлучные, и руки сами тянутся навстречу рукам, губы отвечают взаимностью, длинные ноги обвиваются вокруг его ног так, что не остается никаких сомнений.
Все же для какого-то внутреннего спокойствия Готье чего-то не хватало, всего нескольких слов, на которые Элиза была неспособна. Хотя… это как раз вряд ли. Если бы она захотела, если бы это стало по каким-то причинам ей нужно, она бы сделала или сказала все, что угодно. Уж это-то Готье понял. То, что ей это не нужно, и было сложнее всего. Он точно знал, что Элиза не станет спрашивать у него, когда он позвонит или куда идет и когда вернется. Она не спросит, кого он любит больше — ее или Ингрид, которая за эти два месяца, кажется, вообще все перепутала и думает, что уже не за горами свадьба. Как же слепа любовь!
