Аня слушала Илью и улыбалась. Надо же, что придумал! С одной стороны, правильно, с другой – кто их, этих защитников, слушать будет?!
Но он говорил так уверенно, что и она поверила – получится.
– Должно получиться! Только не по почте надо наши письма слать – осядут у чиновников в бумагах, и через месяц-другой их перешлют назад с резолюцией – «Разобраться!», а это не выход. Надо как-то лично к президенту…
Вот этому Аня еще больше улыбнулась: фантазер! Ах, какой фантазер! Но до чего ж он ей нравился! Люди о своих делах пекутся, а у него судьба дворца на первом месте.
– Вы знаете что, Аня, – сказал Илья, когда они дошли до ее дома, – вы не теряйтесь, пожалуйста. Я вижу, вам не все равно, и это очень здорово! Давайте-ка телефонами обменяемся!
Потом, спустя несколько лет, Аня официально выйдет замуж за Илью и поменяет свою фамилию, длинную и о многом говорящую. Была Покровская, стала – Стриж. Когда первый раз услышала, думала, что Стриж – это такое прозвище, а оказалось – фамилия, и ей она очень понравилась.
У них была сумасшедшая семья: Аня просто заразилась от Ильи его активностью и стала его главной помощницей. Пикеты, демонстрации, акции протеста, листовки. Благо время в стране было такое: ветры перемен надули волну, а на волне этой появились новые люди – неравнодушные.
Отец Ани, выпивая тайком на кухне – новый зять не одобрял тестева пристрастия, – ворчал беззлобно:
– Револьюционэры, етить вашу мать! Тьфу! – Батя крестился в угол на календарь с котятами. – Роза Люксембург! И этот, как его… Клар… Карл… Цеткин!
Илья – юрист и историк по образованию – работал редактором в районной газете. На страницах ее всегда находилось место для острых материалов. Это не всем нравилось и не всегда. И у Ильи хватало проблем из-за всего этого. Но он не умел жить по-другому. Вот только так, по лезвию ножа, и не иначе! Он не боялся ввязываться в разные истории, и обиженные им публично граждане подавали на него в суд. Суды Стриж выигрывал легко, аргументированно защищая свою позицию и написанное им, и после судов с новой силой обрушивался на проигравших.
– И не боишься ты, Илюха, никого, я смотрю! – жучил зятя Тимофеич, прочитав от первого до последнего слова газетку, которую ему в почтовый ящик опускали. – Но тут все правильно! Я этих охламонов лично знаю! Вот как все прописано, так и было! И все это знают, да только никто не осмеливался сказать вот так. Все ж таки скажу так: уважаю я тебя, муж моей дочери.
