Пуговица | страница 87



— Не бойся, это машинка специально для стрижки. Сын как-то привез, когда у нас овцы были… Давай, садись. Тут у тебя такое, что только машинкой и сострижешь!

Мне нужно было ее слушаться. Я покорно подставила голову. Металлические зубцы машинки защелкали, вгрызаясь в мои всклокоченные волосы. Мне было больно. А потом — холодно. Когда старушка закончила работу, я провела рукой по голове — она была лысой.

— Сиди уж тут до вечера, — сказала старушка, — я схожу к Яковлевне, предупрежу, чтобы баню не закрывала и воды оставила. С горячей водой у нас беда — на всех не хватает… Если будешь выходить — то только в сад. А больше никуда. Замерзнешь.

Она завернула в газету состриженные пряди и пошла закапывать их в огороде…

11

Я снова легла на свою кровать и ощутила, как хорошо лежать под одеялом без одежды. Время от времени дотрагивалась до головы, и это прикосновение было приятным. Я задремала. А потом произошло то, что больше никогда не повторилось, даже когда мой рассудок окончательно прояснился. Даже сейчас…

Вначале мне показалось, что кто-то сел на край кровати, — она даже немного прогнулась. Затем — рука… Она скользнула по моему лицу с такой нежностью, что я не осмелилась открыть глаза и затаила дыхание. Руки и дыхание были такими реальными, такими знакомыми… Потом кто-то обнял меня поверх одеяла, обхватил, как ребенка, и теплые губы прикоснулись к моему уху. Я услышала шепот: «Я буду любить тебя долго… Всегда… Я так тоскую по тебе…» Это был не сон, не бред, не плод больного воображения. Я чувствовала тяжесть тела, крепкое объятие, запах табака. Теперь я понимаю, что это был фантом, материализовавшийся по моему желанию. И даже когда какой-то звук, донесшийся из леса, заставил вздрогнуть и вернуться из того измерения, вмятина на кровати рядом со мной оказалась теплой…

…Когда солнце упало за горизонт, моя хозяйка повела меня в село, в баню. Перед этим она надела на меня фуфайку, а на голову повязала колючий шерстяной платок. По узкой тропинке мы спустились на центральную (и единственную) улицу села. Дома стояли погруженные в сумерки, их побеленные стены были будто подсвечены изнутри синим пламенем. Во дворах было пусто. День закончился. Я шла и смотрела себе под ноги, словно меня вели на эшафот.

Вчерашняя гостья уже поджидала нас у покосившегося забора, огораживающего строение без окон. Это была баня.

— Давай быстрее — вода стынет! — сказала Яковлевна, заводя меня в душевую комнату.