Твои, Отечество, сыны | страница 37



— Да, 13 августа ночью вывести, с соблюдением тишины, батальон в мой резерв. На старом месте оставить незначительную группу бойцов. Пусть не маскируются: противник должен думать, что мы занимаем оборону. А утром 13 августа, с началом артиллерийской подготовки немцев, эти бойцы должны покинуть окопы, уйти в тыл и присоединиться к батальону.

Борисов засмеялся:

— Ловко! Значит, немцы будут молотить пустое место?.. Хорошо.

Наш третий батальон мы перевели ночью на выгодный рубеж, уступом справа за бригадной школой. Таким образом, оборона выглядела довольно глубокой и сильной, и оставалось лишь укрепить ее в инженерном отношении, правильно организовать систему огня. Все это нужно было сделать ночью, незаметно для противника.

Готовилось большое сражение, а в такие часы забываешь об усталости, даже об ужине и сне.

Четвертый батальон капитана Зайцева я берег для ввода в бой. Своего начштаба и неустанного Борисова послал в помощь начальнику школы Михайлову. Используя естественные заграждения, они укрепили на этом участке оборону. В течение ночи курсанты надежно зарылись в землю, и к утру на пути противника выросла серьезная преграда.

Начальника разведки Алексея Питерских я не видел с вечера и уже тревожился о нем. Этот смелый, находчивый, никогда не унывающий офицер добывал для штаба бригады исключительно ценные сведения. Он ходил в разведку то с младшим политруком Ржечуком, то с переводчиком Пасечником, то с двумя-тремя отобранными им бойцами, пробирался в боевые порядки гитлеровцев, приводил «языка».

Питерских, как говорили наши офицеры, «исключительно везло». Но за этим «везением» крылись хладнокровный расчет, высокое самообладание и мужество.

Если он отсутствовал несколько часов подряд, у меня не было сомнения, что Алексей действует на переднем крае.

И на этот раз я не сомневался, что бывалый разведчик вернется к утру, коротко, четко изложит добытые сведения, а потом, улыбнувшись, скажет, что у него имеются веские подтверждения этих данных, и кивнет бойцам, а те введут в блиндаж еще одного перепуганного до смерти гитлеровца.

Стройный, красивый, с открытым волевым лицом, с веселым взглядом из-под густых бровей, в свободные минуты, беседуя с товарищами; он снова, словно невзначай, вспомнит о своем родном Владивостоке, городе, который он так любил…

Но ни в эту ночь, ни утром свидеться с Алексеем Питерских мне не довелось.

Я заметил, как, сняв трубку и отозвавшись на вызов, вдруг побледнел молодой телефонист, и расслышал, как дрогнул его голос.