А затем девушка почувствовала, как ледяные подушечки пальцев коснулись ее лба, и услышала непререкаемый голос своей госпожи:
— Забудь. Все забудь.
* * *
— … если она ничего и не вспомнит, какая разница, что я кричала?! — Изида выкрутила руль.
Ее круглощеким лицом по-прежнему безраздельно владел темный страх. И без того круглые глаза были распахнуты, как две плошки. Зрачки расширены и черны. И увидев ее в своем кабинете, в первую секунду Катерина брезгливо подумала, что в своей богемной среде поэтесса могла стать морфинисткой и прийти к ней сейчас просить денег.
Эх, лучше бы она пришла просить денег!
— Если ты будешь орать на весь Киев о том, кто мы такие, нам никакого ведьмовства не хватит. — Катя поплотнее укуталась в шубу и одернула непроглядно-густую вуаль (она не желала привлекать внимание к их тандему). — Нельзя побыстрее?
— Все не можешь привыкнуть, что машины тут медленно ездят? — примирительно перевела поэтесса разговор в иную, нейтральную, сферу.
Авто с двумя самыми прославленными дамами Киева потрусило прочь.
Даша-Изида обернулась, чтоб посмотреть на самый колдовской киевский дом, облепленный химерными чудищами: носорогами, русалками, рыбами, жабами. Дом успел облачиться в белый покров: бетонные жабы обзавелись белыми жабо и манишками.
— А знаешь, где я живу? — сочла нужным похвастать она. — В нашей Башне на Ярославовом Валу № 1! — Дашин «Руссо-Балт» бесстрашно слетел с опасно-крутой Лютеранской, столетье тому оканчивавшейся не аркой, а выездом на главную улицу Киева.
— В Башне Киевиц? — дрогнул голос Кати. — В нашей Башне?
— Ага. Только не в нашей квартире. На этаж ниже. Все пытаюсь выяснить, кто на четвертом живет, у подъезда променажу — без толку.
— Никто там не живет, — отрезала Катя. — Маша говорила: с 1895 по 1941 у Города не было Киевицы. Хранительница бросила Киев. Если бы Киевица защищала свой Город, революция никогда б не коснулась его. Но Киев бездетен.
— А мы? Мы ж Киевицы. И мы здесь, — оспорила Даша-Изида.
— Позволь тебе напомнить: мы — бывшие Киевицы. Мы были Киевицами в нашем времени. А переселившись сюда стали никем.
— Скажешь тоже, никем! — возмутилась поэтесса. Ее машина закончила спуск и, повстречавшись с Крещатиком, остановилась, чтоб пропустить трамвай.
Трамвай, как и все акции городских железных дорог, принадлежал Кате. И кинотеатр «Марго», поместившийся в доме напротив, равно как и все кинотеатры страны, принадлежал Кате. И дом, где сиял огнями «Марго», был Катиным. И доходные дома рядом с ним.
