— Двести.
— Двести пятьдесят! — поправляет Фантик.
— Мы же за двести договаривались!
— Мало ли! — возражает Фантик. — Я это за линией фронта, у условного противника взял. Идет как импорт…
— Ладно, — соглашается Незнакомец. — Теперь слушай! Мне граната нужна. Боевая!
— Рыбу глушить?
— Рыбу, рыбу… Большую рыбу!
— Не-ет… Это я не могу. Гранаты в оружейной комнате заперты!
— Двести.
— У комнаты часовой.
— Триста.
— Они все на учете.
— Четыреста.
— В тюрьму посадят.
— Пятьсот.
— Ладно. Попробую.
Лубянка. Вывеска на общеизвестном доме:
«КОМИТЕТ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ»
АВТОР. В тот день долго горели окна в кабинете полковника КГБ Хватова. За двадцать лет беспорочной службы на ниве контроля и порядка он обезвредил четырнадцать агентурных сетей, двадцать пять резидентов, лично брал опасных агентов-террористов, но те данные, которые доложил ему капитан Бдилин, не поддавались никакому разумному объяснению…
— Странная история получается, товарищ полковник. С одной стороны, он у нас в части служит, а с другой — дома репетирует, готовится к конкурсу «Золотой удод»! — докладывает Бдилин.
— Так-таки-так! — поигрывает полковник пальцами.
— Потом его генерал Плющенко к себе хотел забрать!
— Так-таки-так… Займитесь генералом Плющенко! — кивает полковник одному из подчиненных.
— А мать Булатова в Америке кино снимает! — добавляет Бдилин.
— Да, действительно кино какое-то получается. Если это агентурная цепь, то очень оригинальная… Надо лететь в Америку! Срочно!
— Я готов! — расцветает Бдилин.
— Нет, вы продолжайте наблюдения! — вздыхает полковник. — В Америку придется лететь мне! Так-таки-так…
Палаточный городок воинской части, выехавшей на учения. Костер. Рядом на ящике из-под боеприпасов полевой телефон. Возле огня, опершись щекой на автомат, сидит наша героиня. Подходит майор Крутов.
— Дневалишь, Булатов? — тепло спрашивает он.
— Так точно! — вскакивает Светлана.
— Да ты сиди, — разрешает комбат и сам пристраивается возле огня.
Долгое время они молчат. Потом неожиданно майор спрашивает:
— Скажи, Булатов, можно простить предательство?
— Нет, нельзя.
— Я тоже так думаю. Но, знаешь, одиночество страшная штука. Впрочем, ты еще молодой — не поймешь…
— Я раньше считал, — после продолжительной паузы отзывается наша героиня, — что одиночество можно чем-то искупить. Например, любовью к ребенку. Заботой о нем. Оказывается, нет…
— Я много думал о том, почему так у нас получилось, — продолжая о своем, медленно говорит комбат. — И понял, что во всем я виноват сам. Я ведь ее не любил по-настоящему. Просто после училища получил назначение. Без боевой подруги, сам понимаешь, в гарнизон ехать как-то не принято. А тут — одноклассница, ради тебя готовая на все… Вернее, ей только казалось, что она готова на все.
