– Вовсе нет, – возразил второй из присутствующих, заместитель министра иностранных дел сэр Гайд Фоули. – Наши войска под началом Веллингтона чрезвычайно успешно продвигаются в Испании. Такими темпами мы к середине следующего месяца окажемся в Мадриде. А знаете, почему? Потому что Наполеон в своей заносчивости напал на Россию и, пока мы тут с вами беседуем, подступает к Москве. Неужели направить британские войска на подмогу царю – глупый поступок?
– Чистой воды безрассудство по той же причине, что и вторжение Наполеона в Россию, – заявил Гендон с потемневшим от гнева лицом. Этот крепко сбитый, без малого семидесятилетний вельможа с бочкообразной грудью, гривой седых волос и ярко-голубыми глазами – фамильной чертой рода Сен-Сиров – бессменно занимал пост канцлера казначейства при двух разных премьер-министрах. – У нас просто-напросто недостаточно солдат, чтобы сражаться с французами и в Испании, и в России, удерживать Индию и при этом еще защищать Канаду, вздумай американцы атаковать ее.
Фоули издал протестующий возглас. Поджарый мужчина тридцати с лишним лет, темноволосый, с острым узким лицом, он, будучи заместителем министра, зарекомендовал себя способным и влиятельным в Форин-офис[4] чиновником.
– Американцы вот уже четыре года грозятся, однако ничего не предпринимают. Почему же нападения следует ожидать сейчас, когда мы отменили столь ненавистные Штатам королевские указы?
– Потому что чертовые выскочки желают прибрать к рукам Канаду, вот почему! Вбили себе в голову, что Господь дал им право расселиться по всему материку, от Северного полюса до Тихого океана и Мексиканского залива!
– Эти неотесанные мужланы? – откинув голову, рассмеялся Фоули.
Щеки Гендона побагровели еще больше.
– Попомните мои слова, они так и сделают. По крайней мере, попытаются.
– Господа, господа, – увещевательно вмешался хозяин кабинета, – ваши споры преждевременны. Обсуждение вопроса о помощи с посланниками царя все еще на начальной стадии.
Разумеется, это была ложь. Переговоры с русскими уже неделю как завершились.
Принятию окончательного решения препятствовали только упорные и громогласные возражения канцлера казначейства.
– Вот именно, – проворчал граф и посмотрел на часы на каминной полке. – А теперь прошу извинить, через четверть часа у меня встреча с Ливерпулем[5].
– Конечно-конечно, – отозвался наилюбезнейшим тоном лорд Джарвис и после паузы добавил с притворным сочувствием: – С огромным сожалением услышал, что между вами и вашим сыном, виконтом Девлином, похоже, приключилась размолвка.
