А хоронил я ее скрытно. Документов-то у нас никаких, все бумаги в сельсовете остались, сам понимаешь. Так вот, по-солдатски, завернул в плащ-палатку и схоронил. Спасибо, мой приятель на грузовике отвез туда, куда я хотел. Под березкой недалеко от большака и нашла твоя мать последнее пристанище. А вот теперь моя очередь, болен я, смертельно болен, потому и позвал вас.
Скрипнула дверь, и вошел Виктор.
— Ну что, все обговорили? — спросил он.
— Да вроде бы все. Вот самое главное осталось, — ответил Егор.
Иван сидел, обхватив голову ладонями, и еле заметно качался из стороны в сторону.
— И что же главное? — спросил Виктор, усаживаясь рядом с Егором.
Наступила длинная пауза. А печь полыхала, даже в предбаннике становилось невыносимо жарко, Егор не выдержал, начал медленно вставать с лавки, сначала опираясь на один костыль, потом на другой.
— Ух, как полыхает! И впрямь пойдем, попаримся, а завтра и продолжим разговор. Ведь не на день пришли?
— Да оно так, не на день, а всего на два и пришли-то. Давай пока на этом закончим. Где у тебя фонарь? — подхватил Виктор.
Зажгли фонарь, подвесили повыше к потолку, и стали молча, раздеваться, думая каждый о своем.
Дружно трещали поленья… На следующий день состоялся главный разговор. После сытного завтрака, который готовили все (была картошка с мясом, а на закуску — брусничный взвар). Егор достал из подполья самодельную деревянную шкатулку, вытащил оттуда большой, сложенный вчетверо лист бумаги и, отодвинув со стола посуду, развернул его так, чтобы всем отчетливо была видна какая-то схема или карта.
— А вот это и есть самое главное, — продолжил хозяин разговор. — Это карта того места, где похоронена Варвара.
В голосе его послышалась хрипота, глаза заблестели:
— От моей родной деревни это верст двадцать будет. Там и растет та березка. Она одна-единственная, мы там и крест поставили. Да и Костя, наш фронтовой друг, Виктору писал, что жива березка, правда, он уж почитай лет шесть, как не пишет, может, что и изменилось. Так если березки нет, то там буквально в десяти шагах проселочная дорога, а с другой стороны, в двухстах метрах, большак строили, наверно, давно закончили…
Егор задохнулся — то ли от волнения, то ли от того, что так много уже не говорил давно, а последние слова произнес почти шепотом.
Виктор и Иван молчали, было слышно только, как тяжело дышал Егор и нервно постукивал пальцами по столу.
— И ты думаешь, что Иван туда поедет? — нарушил молчание Виктор. — Почитай, восемь тысяч верст. А парень-то окромя своей деревни нигде и не был. Ты об этом — то подумал?
