«Линять мне надо из Москвы, вот что, — думал Север. — Опять Судьба не дает мне спокойно жить, опять ей от меня что-то нужно… В столице оставаться нельзя: слишком часто здесь проверяют документы у граждан, да и жить мне теперь негде… Не друзей же подставлять! Итак, надо уезжать сейчас же!»
Из своей квартиры Север забрал деньги — долларов пятьсот — все, что у него осталось. Для мирной оседлой жизни Белову хватило бы этой суммы надолго, но для путешествия неизвестно куда — маловато, конечно… Однако и вовсе без средств путешествовать непросто.
Белов, разумеется, взял с собой револьвер и пояс-патронташ, целиком состоящий из скрепленных ячеек для револьверных обойм. И ствол в кобуре, и пояс великолепно помещались на теле Севера, под свитером, и были абсолютно незаметны постороннему глазу.
В общей сложности, он провел в своей квартире не более десяти минут.
…Из Москвы и Московской области Север выбрался традиционным для себя способом — электричками, с обязательной покупкой билетов на каждый рейс. Быть опознанным ментами по фотографии в паспорте, оставшемся у Лобанова, Белов не боялся: лицо на том снимке не совпадало ни с реальным обликом Севера, ни с той личиной, которую он сейчас «носил». Фотографировался Белов на тот паспорт, будучи загримированным: искусством грима он владел блестяще. А если у него проверяли документы, Север моментально, без всякого грима, входил в образ, отраженный паспортной фотографией. Осечки не случилось ни разу…
По России Север путешествовал опять же электричками. В них спал сидя, но это ничуть его не стесняло. А питался в привокзальных ресторанах, столовках или буфетах: в пище он был непривередлив.
Куда он ехал? Он и сам не знал. Но чувствовал, что Судьба подталкивает его куда-то. И он покорно отдался ее воле…
Спроси кто-нибудь Белова, и он не смог бы объяснить, почему решил остановиться именно здесь. Этот город, в прошлом крупный индустриальный центр, оказался фактически разоренным демократическими реформами. Значительная часть населения покинула его, гонимая безработицей: улицы щерились щербатым оскалом выбитых окон. Однако жизнь в городе все же текла, порой даже пульсировала. Работали некоторые предприятия, худо-бедно функционировали школы и больницы, пышным цветом цвели дешевые кабаки, тянули лямку, рассыпая бисер убогой рекламы, «новорусские» фирмы и фирмочки. Имелись, конечно, и банки — куда ж без них, вампиров экономики? Но банки были в отличие от Москвы куда меньших масштабов.
