— Да заткнись ты, курва, — сказала Алла очень спокойно, но так, чтобы ее слышала только я.
Развернулась и пошла обратно к стойке.
— Ну что, поговорили? — подскочила ко мне Дарья. — Ну и все, слава богу, ох, будьте вы прокляты, бюрократы несчастные! Давайте же ключи!
— Какие ключи? — очнулась я.
— Какие-какие, от квартиры! Вы их забрали у меня, забыли?!
— Ключи… Ах, ключи! Нет, их я не отдам. Ваша Будникова не предоставила мне никаких доказательств… Я должна убедиться, что вам действительно можно вернуть эти ключи.
— Тьфу ты господи! Ну как, как, КАК я вам это докажу?
— Поехали дальше. Поехали к хозяину квартиры. Вы же знаете, где его искать? Воронова Владислава?
— Ну знаю…
— Ну вот и поехали.
Даша топнула ножкой (на этот раз, конечно, не босой, а обутой в высокий лаковый сапожок — девушка вообще была наряжена по последней моде, и выглядела сейчас тоже очень привлекательно) и нахмурилась. Глядя на эти сведенные бровки и воинственно вздернутый носик я вдруг ощутила непонятную симпатию. Не знаю, почему. Может быть, меня умилила ее провинциальная наивность: несмотря на свое недовольство, она тем не менее верила каждому моему слову и подчинялась опять же каждому, хотя и явно нелепому приказанию. Вот Алла — сразу было видно, что ее голыми руками не возьмешь, ни один мускул не дрогнул — всего два предложения, и она стала хозяйкой положения! А Даша…
— Поехали, — сказала она, насупившись еще больше. — Только если мы опять на метро, то вы за меня заплатите, потому что на последнюю десятку я себе сейчас сигарет куплю. Курить охота — уши пухнут!
Я подумала, не сказать ли этому великовозрастному ребенку дежурную фразу о вреде курения, и решила не подрывать в ее глазах свою и без того уже подмоченную репутацию.
До метро мы дошли молча. Даша курила одну сигарету за другой и даже не смотрела в мою сторону. Ни единого слова не сказала, пока мы спускались на эскалаторе и тряслись в разболтанном вагоне электрички. Но когда мы вынырнули из подземки и после давящего шума и тесноты вдруг оказались в спокойных и даже как будто сонных в этот час Сокольниках, она вдруг разговорилась. Правда, начала я.
— Интересно, — сказала я будто бы для того, чтобы нарушить молчание, которое давно напрягало нас обеих, — интересно, как оно бывает в жизни: парень хочет жениться на красивой женщине, имеет квартиру, которая могла бы стать, так сказать, основой их семейного гнезда. Люди подают заявление в загс, у них наступает самая сладкая, самая золотая пора — пора романтической лихорадки, когда влюбленными руководят только чувства, когда они просто жить не могут друг без друга, когда не насмотрятся, не надышатся… И вдруг молодой человек уходит жить к отцу, предоставляя собственную квартиру в полное распоряжение будущей невесты, которая — вот тоже странно! — не нашла для нее другого применения, кроме как пригласить подружку и вместе с ней предаваться самому обычному бытовому пьянству, и кто знает, может быть, и разврату!
