Пронька ничего не ответил купцу, лишь усмехнулся - ничего они и не запоздали, явились вовремя, это московский гость привередничает, ячество свое напоказ выставляет, мол, я тут главный, а вы все - навоз и не более.
- Что за девки? - он хмуро кивнул на Василиску и переодетого Митьку. Брат с сестрой были в одинаковых темных платках и длинных сермяжицах, сысканных Прошкой на хозяйском дворе. Так себе были сермяжицы, рваненькие, так ведь и не бояр из себя изображали, сойдет.
- То Платон Акимыча родственницы, - пояснил Прохор. - Приживалки с погоста Тойвуйского.
- Эвон! - купец прищурился. - Издалека забрались. Чай, на богомолье?
- На богомолье. С Пасхи тут жили, а посейчас вот домой возвертаются, коли уж случилась оказия.
- Ин ладно. - Московит с презрением сплюнул. - Коль такие замарашки, пущай на последней телеге едут.
Пронька обрадовался:
- Так мы и так собирались последними приткнуться.
- Ага, приткнетесь, - желчно осклабился гость. - А кто дорожку показывать будет?
- Так это я посейчас… - Прохор засуетился. - Это я мигом…
Купец восседал на переднем возу на медвежьей шкуре, брошенной поверх прошлогодней соломы, - нового-то сена еще не было. Впереди, на облучке, пристроился тощий угрюмый мужик - возница, - рядом с которым и уселся Пронька. Дальше за ними следовали еще десяток московских возов, а уже потом - две узкоглазовские телеги: одна с подмастерьями и кузнецом дядькой Устином, другая - с дедом Федотом и беглецами.
Ехали медленно, но все же уже въезжали в лесок, когда позади вдруг звонко ударил колокол. За ним - другой, третий, - малиновый звон поплыл надо всей округой, поднимая в серое небо тучи галдящих птиц.
- Что? Что такое? - заволновался купчина.
- Заутреня, Акинфий Ильментьевич, - обернувшись, почтительно пояснил возница и натянул вожжи, объезжая случившуюся на дороге яму.
- Тьфу ты. - Купец сплюнул в траву, пожаловался самому себе: - Уже каждого звука пасусь… Эй, паря! - Он легонько пнул Проньку сапогом в спину. - Стража монастырская когда будет?
- Да скоро уже, - Прохор повернул голову. - Версты через две, у Шомушки-речки.
Возница попался неразговорчивый, злой какой-то, впрочем, и все купеческие людишки особой разговорчивостью не отличались. А было их много, на каждом возу по четыре человека, и это еще не считая возниц. Полсотни! Целое войско, с которым никакие разбойники не страшны. В лесах лихих людей, конечно, много, но шайками мелкими - по пять человек да по десятку, большему-то составу прокормиться трудней, а на то, чтоб деревни да погосты щипать, и десятка достаточно.
