Отряд | страница 17



- Умер? - с удивлением воскликнул Митрий. - Карла Иваныч умер? Жаль… Он был хороший, очень хороший человек. Хороший и добрый.

- Вот эта вещь. - Приказчик положил на стол книгу.

- Франсуа Рабле, - шепотом прочитал отрок. - «Героические деяния и речения доброго Пантагрюэля».


Глава 3.


Прохор


Юноши, наравне с подростками, сходятся обычно по праздничным дням… и вступают в рукопашный бой, начинают они борьбу кулаками, а вскоре без разбору и с великой яростью бьют ногами…

Сигизмунд Герберштейн. Записки о московитских делах

Апрель-май 1603 г. Тихвинский посад

Нет, не оказалось на торгу подходящего уклада, даже криц - и тех не было. Пронька-молотобоец все глаза проглядел, да так ничего и не высмотрел. Может, поздновато пришел? Колокола на Преображенской церкви уж к обедне звонили. Да, верно, что поздно. Ух и ругаться будет хозяин, Платон Акимыч, и рука у него тяжелая - здоров, чертов сын!

Платон Акимыч из всем известной семьи, Узкоглазовых, что издавна на тихвинской земле кузнечным делом промышляла. Узкоглазовых всякий знает, хоть и не такие они богачи, как, к примеру, Чаплины, которые с десяток кузниц держат. У Платон Акимыча поменьше - три, но и то дело! Сам-то Пронька гол как сокол, отца-матери не помнил, знал только, что приходились они Узкоглазовым дальними-предальними родичами-приживалами. В общем, седьмая вода на киселе.

Так бы и мыкался Проша в прислужниках, коли б не уродился таким здоровым. Прямо богатырь - Илья Муромец. В четырнадцать лет уже запросто подковы гнул, в пятнадцать - знатным кулачным бойцом стал, за большой посад против введенских бился, силушку накопил немереную, да и вид имел осанистый, представительный - кряжистый, мускулы буграми, в плечах - сажень косая, так его и прозвали на посаде - Пронька Сажень. Лицо у Проши круглое, добродушное - по натуре своей был он парнем незлым, - кудри рыжеватые из-под шапки вьются, бородка кудрявится, усики, - по виду и не скажешь, что едва шестнадцать исполнилось, куда как старше выглядит вьюнош.

Силен Пронька да покладист, а уж хозяина своего, Платона Акимыча, боится пуще черта, еще бы - всем ему обязан, не черту, Платон Акимычу Узкоглазову. Как стал в силу входить, определил его хозяин на дальнюю кузницу, что у самой реки, в молотобойцы к сродственнику своему, расковочному кузнецу дядьке Устину. Строг был Устин, и учеников, и подмастерьев, и молотобойца держал так же - в строгости, чуть что не так, охаживал вожжами без всякой жалости. Однако и учил на совесть всему, что сам знал.