Как ни был я шокирован происходившим, как ни был неспособен совершить хоть какое-то действие, я все же понял неожиданно для себя одну простую вещь, которую, возможно, и хотел призрак изложить мне столь экстравагантным способом.
Для этого Нормана я был так же нереален и прозрачен, как он для меня. Значит, и дом этот, и стены, и весь город, и леса, и люди – все-все-все было для него призрачно и проницаемо.
Кроме Дженнифер.
«Слабое взаимодействие с реальностью», – сказал он. Именно. Сестра так слабо взаимодействовала со всем окружением, что не могла понять смысла и необходимости большинства поступков, совершаемых обычными людьми. Она уходила от реальности, считая деревья, птиц, облака, посуду, окна, число картинок в книге и число книг на полке. Она жила не в реальном мире, а в каком-то своем. Может, поэтому Норман оказался для нее человеком во плоти.
– Эй, – сказал я, понимая уже, к чему могут привести эти объятия, этот поцелуй и эта речь, будто Дженни и Норман стали единым существом в своем мире, для них таком же реальном, как для меня башмак на правой ноге, начавший неожиданно жать, будто стал на номер меньше. – Эй, извини, друг (я говорил сестре и был уверен, что она передаст мои слова своему приятелю – не переведет, а именно передаст, потому что говорили мы все трое, конечно, на английском, но призрак не мог воспринимать обычные звуки, его уши, как он сам сказал, слишком слабо… хе-хе… взаимодействовали с реальностью, а я воспринимал как шипение и свист обычную английскую речь этого жуткого создания).
– Извини, друг, – сказал я. – Если Дженнифер сейчас же не вернется домой, могут произойти неприятности. Для тебя, кстати, тоже.
Я услышал на улице шум и громкие возгласы – похоже было, что мужчины возвращались, возбужденные и уверенные в том, что Дженнифер постигла ужасная судьба. И если прежде они искали заблудившуюся и ничего в жизни не понимавшую девушку, то сейчас возьмут ружья и отправятся искать убийцу и насильника. Искать будут везде – и Угловой Дом не обойдут своим вниманием.
Поздно уже было выбираться – шум на улице нарастал, толпа мужчин как раз сейчас проходила под окнами. А когда они пройдут… Нам с Дженни все равно нельзя будет сразу возвращаться домой: прямо в руки разъяренному отцу и шерифу, который, конечно, начнет вытряхивать из меня душу – где, почему, зачем, как… Если же Дженни вернется одна, ее запрут в комнате, но, по крайней мере, не станут приставать с идиотскими вопросами – что взять со слабоумной? По всему получалось, что мне следовало отвести Дженнифер туда, откуда она одна могла бы дойти до дома. А самому сделать ноги – может, даже съездить в Нью-Йорк, чтобы, вернувшись, делать вид, будто я не в курсе происшедшего.
