Конец | страница 93



— Да, теперь вспомнила. А чем закончилась сказка?

— Не знаю. Честно, не знаю. Начисто забыл. Знаешь, в голову почему-то приходят только старые пародии или комикс из «Змеи»,[12] даже, если угодно, порнографический вариант сказки, где девочка эта уже вступила в пору половой зрелости… И никаких золотых локонов не было — разгуливала бритой наголо, а завитки у нее остались только…

— Приехали! — обрывает его Ампаро.

— В любом случае финал не имеет сейчас никакого значения, я хотел только сравнить нашу ситуацию с той — простенькой, но полной загадок… Этот дом тоже очень маленький, совсем как в сказке, и признайтесь, ведь были минуты, когда все боялись и ждали, что вот сейчас на пороге вырастет папа-медведь…

— Да, дом действительно совсем маленький, — переключает разговор на другую тему Мария, вытягивая голову над спинкой дивана, — только гостиная и спальня.

— Но гостиная вполне приличная, — добавляет Марибель, оглядываясь по сторонам.

— Да, — говорит Ибаньес, — вполне себе ничего, если только выбросить отсюда картины, мебель, двери, лампы… и еще убрать этот ужас, налепленный вокруг камина.

— Наверное, дом принадлежит двум пенсионерам или бездетной семье, — говорит Ньевес. — На туалетном столике я видела фотографию — вряд ли у них есть дети.

— Во всяком случае они уж точно не слишком молоды, — включается в разговор Кова, поднимая глаза от тарелки, на которой до этого было сосредоточено все ее внимание.

— Почему ты так считаешь? — спрашивает Ибаньес.

— Ну… не знаю. Все тут имеет такой вид, и вещи такие…

— А если к ним когда-нибудь приезжают гости, где они их размещают? — удивляется Ампаро.

— Ну вот это — наверняка диван-кровать, он раскладывается, — говорит Марибель и, расставив ноги, заглядывает вниз. — И обрати внимание: в туалет можно попасть также из прихожей. Не обязательно заходить в комнаты.

— Нет, если в доме нет пары туалетов… — бросает Ньевес. — Даже для семьи из двух человек. В конце концов всегда дойдет до конфликта.

— Не понимаю, как ты можешь есть такую гадость, — не выдерживает Уго, наблюдая за Ибаньесом, — да еще с галетами.

— А я не понимаю, как все вы можете есть хлеб, если он перестал хрустеть, — парирует Ибаньес. — Что я до смерти ненавижу, так это хлеб, который, когда его кусаешь, сжимается, как подушка, а чтобы отрезать кусок, надо давить изо всех сил.

— А я терпеть не могу такое пиво. — Мария рассматривает свою бутылку. — Оно холодное, но при этом… но при этом бутылка не запотевает. Нет, просто через силу его глотаю. Лучше уж воды выпить.