— Нам это не по карману.
— А я и не больно хотел бы! За такие деньжищи можно купить «девятьсот одиннадцатый», а он за пять секунд набирает сто километров.
— Ага!.. А куда ты воткнешь детей в своем «девятьсот одиннадцатом»?
— Детей мы стали бы возить в подержанной маленькой машине, которую я купил бы специально для таких случаев. Стояла бы себе в гараже, всегда чистенькая, и мы пользовались бы ею время от времени, чтобы… Что он делает? Почему едет так медленно? Что толку иметь такую машину, если…
— Они, наверно, сверяются с планом или… Зажги-ка лампочку.
— Не думаю, что Хинесу нужен еще какой-то план. Он столько раз здесь бывал!
— А если мы заблудились? И едем не туда…
— Как мы можем ехать не туда? Не пори чепухи.
— Ну не знаю! У меня очень плохая память, но… по моим воспоминаниям, здесь все было по-другому, не было… такого леса, такой чащобы.
— Деревья выросли, и появился заасфальтированный кусок дороги. В остальном все по-прежнему. Я помню каждый поворот.
— А дома? Разве тут не было домов? А сейчас я их вроде бы не видела… Ну скажи, ты видел хоть один дом?
— Дорогая моя, мне ведь, между прочим, приходится следить за дорогой. Не забывай: раньше мы приезжали засветло, а при свете дня все выглядит иначе. Скорее всего, тот поселок просто ликвидировали.
— Ликвидировали?
— Ну, снесли дома или… Да откуда мне знать! По-моему, он был построен самовольно.
— Слава богу, что впереди едет Хинес.
— А что тебе Хинес?
— Ну… не знаю… Мы хотя бы не одни здесь. Все это меня пугает… Так далеко и так темно! И небо затянуто тучами, правда ведь?
— Правда. А вообще, ничего умнее придумать было нельзя! Это я про Ньевес с этим ее романтическим юбилеем.
— Только не говори теперь, что сначала и тебе идея не пришлась по душе.
— Просто… есть во всей этой истории какой-то выпендреж. В двадцать лет еще ладно, но…
— А я еду с большим удовольствием. Волнуюсь, конечно, и так далее при мысли, что опять всех увижу.
— Всех?.. Ты полагаешь, что и Пророк рискнет пожаловать?
— Ньевес уверяет, что он приедет, она говорила с ним и он обещал быть. Но, признаться, плохо себе представляю…
— Может, и явится. Может, ему мало того, что он получил, и захочет добавки.
— Перестань! Я, например, страшно жалею этого парня… Мы плохо с ним обошлись. Иногда начинаю прокручивать в памяти всю историю и…
— Да ведь прошло двадцать пять лет! Кто об этом помнит?
— Он, думаю, помнит.
— Он-то уж конечно помнит и, если стал хоть чуточку более нормальным, во что мне плохо верится, должен быть нам благодарен, должен понять: такие вещи идут человеку на пользу — просто надо было стерпеть, а не устраивать скандал, как он сделал.
