— Сперва лучше разберись с собственной жизнью, а уж потом учи жить других, — продолжает Ампаро, и злоба, звучащая в ее голосе, явно не соответствует проступку Ибаньеса, поэтому кажется, что эта атака служит лишь подготовкой к следующей — с куда более конкретными и куда более серьезными обвинениями.
— А тебе и самой лучше было бы сидеть закрыв рот, — обрывает ее Ибаньес ледяным тоном.
Но Ампаро не унимается и подпускает очередную шпильку:
— Когда читаешь проповедь, очень полезно строить ее на примерах, разве ты не знал?
— Да какая муха вас обоих укусила? — не выдерживает Хинес. — Если между вами что-то такое произошло… вряд ли сейчас самый подходящий момент для того…
— Между нами? — удивляется Ибаньес. — Нет, с моей стороны ничего не было.
— Ах не было? А ты давай, расскажи-ка им… Почему бы тебе не рассказать про свои похождения в столице? Он, конечно, не сообщил вам, что прожил там целых три года? Нет, об этом он не слишком любит говорить.
Теперь все смотрят на Ибаньеса, даже Уго, — им трудно побороть нездоровое любопытство, разбуженное словами Ампаро. Весь вид Ибаньеса — опущенные глаза, окаменевшее лицо, неподвижность и молчание подтверждают, что речь идет о чем-то серьезном.
— По его словам, он поехал туда работать: мол, подвернулось место и захотелось попробовать… Может, и так… Он помалкивает о другом, о том, что познакомился там с девушкой и женился на ней… ну или они просто стали жить вместе — какая разница! — и у них родился ребенок… Да-да, вы не ослышались, я говорю про этого вот «закоренелого холостяка», про человека, который укоряет меня за то, что я не щажу чужих чувств… А сам-то он? За три года успел жениться, родить сына и сразу после этого развестись. Вместо того чтобы держать себя как подобает мужчине… Сукин сын! Нет, это никак не умещается у меня в голове… А девушка замечательная, милая, добрая, и ребенок прелестный — все говорят, что мальчик просто чудо… Как можно было уехать и бросить семью?..
— Да ты ведь их и знать не знаешь, — говорит Ибаньес, по-прежнему не поднимая головы.
— Зато я знаю одного человека, который отлично их знает, очень даже близко. Вот ведь какая незадача! Наш мир слишком тесный!
— Ты не имеешь права меня судить…
— А тогда почему ты сам не рассказал об этом — ведь обычно тебя за язык тянуть не приходится? Нет, ты молчал не случайно, гордиться-то тут особо нечем.
— А ты? Кто ты такая и чего выступаешь? — набрасывается Ибаньес на Ампаро. — Может, твою жизнь можно назвать примером для подражания?
