Конец | страница 114
— Да плевать мне на то, будет там кто или нет! — взрывается Хинес. — Там будет еда, будут вода, постели, бассейн — сейчас в любом самом занюханном поселке есть бассейн; будут велосипеды, сколько угодно велосипедов, будет… не знаю… будет обувной магазин, в конце-то концов. К тому же… Мы не можем знать наверняка, найдем там кого или нет!
Все молчат, включая Ампаро. Хинес снова начинает говорить, но на этот раз берет примирительный тон:
— Мы ведь понятия не имеем, каков масштаб этого… ни сколько оно продлится. У нас слишком мало информации.
— Хинес прав, — поддерживает его Мария. — Я как-то видела один фильм… так вот, люди там, те, что выжили, в конце концов убивают себя, потому что думают… а потом оказывается, рядом, совсем близко…
— Она… исчезла… Улетучилась.
— Ампаро! Прекрати, ради бога! — взывает к ней Хинес.
— Почему? Она права, — вмешивается Ньевес. — Зачем отрицать очевидное? Или…
— Да хотя бы затем, что среди нас есть люди, на которых это сильно подействовало, — перебивает ее Ибаньес, — и мы не знаем… и знать не можем, как…
Внезапно наступает тишина, и все взгляды мгновенно перелетают к Уго; но тот вроде бы даже не замечает, что стал центром внимания; застывшее на его лице угрюмое выражение за время разговора ничуть не изменилось. Та же гримаса сопровождала его в течение всего пути, а появилась она сразу после того, как он стряхнул с себя оторопь и удивление, вызванные исчезновением Ковы. Когда они шли, Уго не поддерживал беседы, он лишь очень коротко, отрывисто, с некоторой задержкой отвечал на вопросы, если кто к нему обращался. Он не стал есть, когда ему предложили что-то из их скромных припасов — черствый хлеб, галеты и кусок колбасы, с которыми остальные расправились прямо на ходу. Единственное, что он не забывал делать, так это лихорадочно курить — одну сигарету за другой, пока не опустела последняя пачка. Но как только сигареты закончились, он словно бы забыл про курение.
— Она… — повторяет Ампаро. — Как ее звали?
— Прекрати, — просит Хинес, и в тоне его слышна скорее мольба, скорее отчаяние, чем протест.
Остальные в смущении опускают глаза, не решаясь взглянуть ни на Уго, ни на Ампаро.
— Ну что, неужели никто так и не скажет, как ее звали? Хотя мне, собственно, без разницы. Исчезла, испарилась. Она ведь не могла убежать, не могла скрыться из виду за такое короткое время… Непонятно только, зачем мы так долго ее искали, ясно же…
— А вдруг она упала, — говорит Ньевес робко, — и козы унесли ее… на своих спинах…