Каждую из них украшали барельефы трех мчащихся лошадей, выполненные в стиле арт-дето. Под лошадьми выгравировали одно слово — «РОУЗЛЕНД».
Сорняки высотой по пояс становились ниже по мере приближения к конюшням. В десяти футах от первого здания они исчезли вовсе.
Я мог и не почувствовать, что здесь что-то не так, если б находился среди сорняков, а не на голой земле. Но что-то показалось мне странным, и я остановился в шести футах от бронзовой двери.
До того, как крик негагары разорвал тишину моей первой ночи в Роузленде, до того, как я увидел лошадь-призрак и ее прекрасную наездницу, задолго до того, как я увидел жутких существ, летящих ко мне под желтым небом, поместье Роузленд поразило меня тем, что здесь все не так. Великолепное, но не благородное. Купающееся в роскоши, но неуютное. Элегантное, но в своей избыточности не утонченное.
Каждый великолепный фасад, казалось, скрывал тлен и гниение, которые я буквально видел. Поместье и его обитатели утверждали, что в Роузленде нет ничего необычного, но за каждым углом и при каждой встрече я ощущал обман, уродство и странности, которые ждали, когда же их явят миру.
На этой полоске голой земли перед дверью конюшни мне в глаза бросилось еще одно доказательство неестественности Роузленда. Солнце лишь полчаса как поднялось на восточном небосводе слева от меня, а потому моя утренняя тень длинным силуэтом протянулась направо, указывая на запад. Но конюшня отбрасывала две тени. Первую — в сторону запада, но не такую темную, как моя, серую, а не черную. Вторая тень от здания, покороче, но черная, как моя, ложилась на восток, словно солнце прошло зенит, как бывает, скажем, в час пополудни.
Лежащие на пыльной земле камень и смятая банка из-под колы отбрасывали тени только на запад, как я.
Между двух конюшен находилась тренировочная площадка шириной в сорок футов, заросшая побуревшими за осень сорняками. Я прошел ко второму зданию и увидел, что оно тоже отбрасывало две тени: более длинную и светлую — на запад, короткую и черную — на восток, точь-в-точь, как первая конюшня.
Я мог представить себе только одну причину для того, чтобы здание отбрасывало две тени, одну из них более светлую: для этого на небе должны светить два солнца, менее яркое, только что поднявшееся, и более яркое, прошедшее зенит и покатившееся к западному горизонту.
Но над головой, естественно, сияло только одно солнце.
Посреди тренировочной площадки росла магнолия высотой в шестьдесят футов, в это время года без единого листочка. Ветви дерева отбрасывали сеть черных теней на запад, на стену и крышу первой конюшни, в полном соответствии со временем дня.
