Адриан Моул: Годы прострации | страница 28
— Зачем он сюда явился?
— Из-за матери. Не знаю, как ее зовут.
— Стрекоза Сушеная, — усмехнулся я. — Известна также как Дорин Слейтер.
— Короче, она умерла. Вчера. И Бретт хотел лично сообщить об этом отцу. Он такой чуткий.
— Сушеная Стрекоза умерла? — Я был потрясен. — От чего, от анорексии?
— Мотоциклетная авария, — сказала Георгина.
— Как ее занесло на мотоцикл?
— Бретт говорит, что она связалась с дурной компанией.
— Да ей было лет шестьдесят по меньшей мере! Кто в таком возрасте связывается с дурными компаниями?
— Связывается, если это борнмутский отряд «Ангелов ада». — После чего Георгина придирчиво оглядела себя в зеркале, торопливо улыбнулась мне и убежала в соседний дом.
Я сел на кровать, пытаясь восстановить дыхание. Стоит подумать о Бретте Моуле, как на меня накатывает ощущение собственной неадекватности. Я хорошо помню тот ужасный день в Скегнессе, когда отец признался матери в измене, — вынужденно признался, поскольку Дорин Слейтер как раз разродилась Бреттом. Мой полубрат выше ростом, красивее и лучше образован, чем я, ему удаются все виды спорта, а занимается он чем-то загадочным вроде хедж-фондов (понятия не имею, что это такое), разъезжая между Лондоном, Токио и Нью-Йорком. И этот бизнес невероятно его обогатил.
Мать не устает рассказывать о бунгало, которое Бретт купил Стрекозе Сушеной. Якобы Дорин требуется лишь нажать на несколько кнопок — и в доме зажигается свет, шторы задвигаются, а в комнатах начинает играть музыка. И каждый раз мать мечтательно произносит:
— Как бы я хотела…
Фразу она никогда не заканчивает, но я знаю, чего бы она хотела — чтобы я купил ей такой же дом на кнопках.
Я тщательно помылся, кардиган надевать не стал, причесался и отправился к родителям.
1 час ночи
Надо же быть таким занудой! Мыслимое дело, на протяжении битых четырех часов говорить исключительно о себе! И конечно, если бы не женская активность… Всякий раз, когда Бретт уже не знал, чего бы еще о себе рассказать, мать или Георгина подбрасывали вопросик о его распрекрасной жизни, и он опять принимался молоть языком.
Про то, как его токийский унитаз смывает воду и автоматически вытирает ему задницу, и какой великолепный вид на Центральный парк открывается из окна его нью-йоркского жилья, и как он любит наблюдать за речными судами, сидя на террасе свой квартиры в доме на берегу Темзы.
Он знает всех поваров в Лондоне и постоянно пересыпает свою речь именами Гордон, Марко, Джейми[22]