- Друзья, на сегодня закончено! Приходите завтра с утра, придумаем что-нибудь получше!
Не двигаясь, шахтеры устремили на Альбину вопросительный взгляд. Та подтвердила:
- Все, расходимся!
Мужчины повиновались без тени возмущения.
Обе женщины подсчитали, что в комнате четыре на шесть метров могут поместиться стоя, притиснутые друг к другу, больше ста человек. Надо было лишь оставить немного места для движений рук, чтобы зрители могли пить красноватую мистелу, - Каракатица готовила ее просто отменно. Мистелу делали так: в воду клали сахар и корицу, затем доводили до кипения - и когда она коричневела, добавляли водки.
Кроме того, решено было купить вертелы, чтобы жарить разное мясо - вымя, сердце, почки, печенку, филейные части. Каракатица гордо намалевала на вывеске: «Клуб Идеал» и прибила ее к лиловому фасаду. Вместо бочки в углу комнаты соорудили треугольную платформу. И в довершение всего, трусики Альбины теперь были усеяны серебристыми блестками.
Клиенты - угрюмые шахтеры с тусклым взглядом и каменными лицами, - заполняли комнату и замирали под гипнозом белой богини. Мистела была крепкой: после дюжины стаканов у человека подгибались ноги. Он шатался, пускал слюни, но
поддерживался в стоячем положении теми, кто выпил поменьше. Поздно ночью Каракатица прекращала разносить мясо и выпивку, выключала граммофон и накидывала на Альбину черное покрывало, словно на гипсовую статую. Горняки выползали задом наперед, долго прощаясь и крестясь напоследок. Компаньонки окуривали помещение,
считали выручку, прятали ее за попугаем.
Дни скользили отныне мягко, точно шелк. Мужчины воистину обожествляли Альбину. Ни один из них, сколько бы ни выпил, не позволял себе оскорбить живую Мадонну. Каракатица, осознав всю глубину их экстаза - где вульгарное желание претворялось в подобие мистического поклонения - стала прислуживать в священнической рясе. Работа начиналась в восемь вечера, а заканчивалась в шесть утра. Женщины вставали поздно и шли на пляж; Альбина часами собирала агаты. Иногда в поисках красных камешков они забредали далеко между пустынных скал. Каракатица безмерно радовалась: ее, совершенно нечувствительную к природе, занимала лишь собственная смерть, а незамутненный взгляд Альбины, для которой все было чудом, открывал ей мир. Благодаря этому невинному обожанию, этому переживанию каждой секунды как высшего счастья, Каракатица впервые пригляделась к благожелательному свету звезд, оценила траурную красоту жаб, прислушалась к песне тунца, объясняющегося в любви к океану, поняла, что тени мух - это буквы священного алфавита, узнала, что от каждого камня исходит свой особый запах. Дело в том, что по-детски непосредственная Альбина видела мир навыворот, будто ее подвесили за ноги. Слушая птичье чириканье, она рассуждала:
